— Обманщик! — в негодовании шепнула одна юная девица подруге. — Только что отзывался о ней пренебрежительно — а теперь стелется у ног!

— Негодяй! — сурово подтвердила подруга.

А третья, из их же кружка, намеренно громко спросила:

— Гортензия, милая, а правду говорят, что эта восточная гостья, эта вдова известного мудреца, которую, как говорят, пригласил сам Его Величество, несказанно хороша? Я слышала, в Эстре кое-кто падал в обморок, сражённый её красотой! Ах, как это интересно! Как экзотично! Наши деревенские простушки давным давно примелькались…

В голубых очах Лулу мелькнули искры гнева. Она стремительно обернулась к говорившей. Но резкая отповедь, судя по всему — готовая сорваться с языка, не состоялась: виконтесса де Монгерран славилась умением настолько ловко отбрить противника или противницу, что жертва её остроумия была притчей во языцех ещё долго, даже после появления следующих. Бросаться колкостями при ней было опасно.

— Милая моя, — только и фыркнула пренебрежительно. — Если кто из этих несчастных и лишился чувств, то не иначе, как от страха. Представьте, этому покойному мудрецу, поэту и лекарю было уже за сто лет! Сколько же тогда его вдовушке? Уж не меньше девяноста. Удивляюсь, как это развалина не рассыпалась в прах ещё по дороге во Франкию!

За её плечом послышалось деликатное покашливание.

— Удивляться тут совершенно нечему, сударыня.

Шут и тайный советник короля, возникший, казалось, ниоткуда, хитро сощурился и продолжил.

— Не вы одна владеете магией перевоплощения.

Лулу слегка побледнела.

— Что вы хотите этим сказать, господин Пико?

— А то, что в умении омолодиться эта старушенция, о которой вы с такой желчью изволите рассуждать, перещеголяла даже вас. Подумать только, какое низкое коварство с её стороны! Мои друзья из Эстре в один голос утверждают, что на вид ей не дашь больше восемнадцати. Я бы мог сказать, что, возможно, они слепы — но, в таком случае, они ещё и глухи, ибо, по их восторженным отзывам, у сей почтенной вдовы прелестный звонкий голосок. Видно, с молодости сохранился…

Улыбка графини увяла. Заметным усилием она изгнала из голоса прорвавшуюся злобу.

— Выходит, мои сведения неверны? Так просветите нас, господин Всезнайка, откуда у столетнего старца такая молоденькая жена? Или на Востоке, в этой стране чудес, как называют поэты Османию, всё возможно?

— Да отчего же только на Востоке? В нашем обществе, например, подобное не редкость. Женятся же ветхие старцы на молоденьких вдовах, и даже усыновляют их маленьких детишек, и никого это не смущает… Вот вашему четвёртому мужу, к слову, разница в возрасте не мешает быть счастливым супругом и добрым отцом, не правда ли?

— Вы что-то ещё хотели сказать об этой… приезжей? — сквозь зубы вымолвила графиня. Если бы взглядом можно было испепелять — на месте шута сейчас красовалась бы обугленная дыра в паркете. — Должно быть, этот ваш мудрец был безнравственный сластолюбец, вот и купил себе утеху на рынке рабов; говорят, в Константинополе на каждом шагу можно приобрести девчонку для забавы!

Шут сурово сдвинул брови.