— Завтра с утра идем назад.
Для Левы, хотя он и сам подумывал об этом, Васино решение оказалось неожиданным. Он вдруг почувствовал, что ему будет трудно повернуть назад, что он хочет, всем сердцем хочет продолжать путешествие. Особенно теперь, когда пройден такой тяжелый путь.
— Что ты, Василь! Осталось совсем немного.
— Чего уж говорить! Сам сказал, чтоб домой возвращаться…
— Я сгоряча, Василь. Обидно стало, что картошку утопил… Да и Мишка устал. Я же понимаю: он слабый, не ходил в походы…
— Вот и я про то думаю. Не выдержит он… Нет, Лев, завтра идем назад.
Ребята не видели, как сзади, за кустами, остановился Миша. Он слышал этот разговор и не знал, что делать. Идти к друзьям? Или вернуться назад?
— А может, поговорить с ним? — донесся неуверенный Левин голос.
— Чего уж говорить! Как начнет: «папа, мама…»
— А что тут плохого! — вспыхнул Лева. — Сам знаешь, как они сейчас беспокоятся. Я тоже о них думаю…
— А мне как будто не жаль своих-то, — голос Васи дрогнул. — Так что ж, и мне теперь ныть? Эх ты! Помнишь, рассказывал про Володю-партизана?
— Помню.
— Он на смерть пошел, о себе не подумал. А мы? Два дня не поели как следует, и уже плачем. Герои!..
Миша тихонько отошел в глубь леса. Когда он вернулся через несколько минут, ребята уже молчали. Он присел у костра. До самого вечера так никто и не произнес ни слова.
А бор угрюмо шумел, навевая на ребят печаль и тоску.
Кусок хлеба
Миша лежал с открытыми глазами. Мучил голод. С ягод да птичьих порций хлеба сыт не будешь. Воображение услужливо рисовало то пироги с морковью, которые Миша ел дома перед походом, то белый пухлый хлеб и потную крынку холодного молока, то дымящуюся миску наваристого борща. От этих воспоминаний еще мучительнее ныл желудок. «Хотя бы хлеба, — думал Миша. — Маленький кусочек хлеба!»
Он вдруг привстал. Этот заветный кусочек, о котором он с таким жаром думает, лежит рядом с ним, в рюкзаке. Не надо вставать, чтобы взять его, нужно только протянуть руку. Миша даже ощутил его душистый запах, почувствовал его вкус.
Взглянул на товарищей. Они спали, скорчившись на охапках сухих веток. Тогда он неуверенно протянул руку, осторожно расстегнул пуговицы на рюкзаке, нащупал хлеб. Это была небольшая краюшка, но как она утяжеляла руку, как вкусно пахла! Судорога свела челюсти.
— Сейчас, сейчас… — шептал Миша. — Только разверну тряпку.
И вот он жадно откусил хлеб, начал торопливо жевать. Вкусно! Не прожевав как следует, снова откусил.
«А как же ребята? — внезапно обожгла его горячая мысль. Они тоже хотят есть!»
Миша механически продолжал жевать, но вкус хлеба был уже не тот. Он представил, как утром встанут товарищи, как Вася полезет в рюкзак, чтобы разделить краюшку на четыре равные части. И вдруг хлеба не окажется.
«Ну и пусть, — зло подумал Миша. — Ну и пусть! Я не виноват. Сами затащили меня сюда. А Левка свой пай в болоте утопил».
Миша снова решительно поднес хлеб ко рту, но не откусил. «А Василь?»
Перед Мишей вдруг пронеслись события последних дней. Вот они ремонтируют «Открыватель». Вася чумазый, весь в варе, но улыбающийся; затем путешествие по реке, вкусная уха, сваренная Васей на берегу.