Вечер явственно благоухал нитролуддитом.
Мидгард готовился к близкой войне.
«Что бы мне, Лавру Козинцеву, приличествовало делать, будь я двойным агентом неназываемой, но точно установленной державы? Должен ли я развить в оставшееся время некую деятельность по активации своей агентурной сети? Спешно искать по перекрестным ссылкам информацию в архивах, преимущество отдавая той, что помечена грифом «совсекретно»? Пуститься в бега на худой конец?»
Козинцев невесело улыбнулся своим мыслям. Что ж… Если это и впрямь всего лишь проверка, он выдержит ее с достоинством. Лишь бы это достоинство не было принято своими за хладнокровный расчет опаснейшего внутреннего врага. От таких мыслей становилось тошно, но ход рассуждений своих коллег был ему хорошо знаком – он и сам не раз закидывал подозреваемым приманку, терпеливо выжидая, какие действия будут теми предприняты.
Как ни жаль ему было расстраивать оперативников ОВБ, явно сделавших на него стойку, но его ближайшие планы явно шли вразрез с их надеждами и чаяниями. На перекрестии Кадетской першпективы и Срединного проспекта Козинцев остановил извозчика, опустил в монетную прорезь вежливого автоматона положенные по новому курсу восемнадцать целковых и отправился прямиком в заведение мадам Тюильри.
Досыпать.
Завтра ему предстояла дальняя дорога.
– Стыковка?!
Козинцев, набрав полные легкие воздуха, просунул голову и плечи сквозь защитный барьер и огляделся. Лицо обожгло ледяным дыханием эфира. Глаза застлало слезами, и Козинцев втянул голову обратно, тут же покрывшись изморозью от макушки до груди. Однако этого мига ему хватило на то, чтобы увидеть главное.
Десятью вагонами ниже к составу прилип странный агрегат, состоящий из нагромождения направленных во все стороны ракетных дюз. Далеко вверху впереди, прямо по ходу экспресса, среди многоцветной психоделии эфира вспыхивали и гасли, рассыпаясь мириадами искр, ослепительно-яркие огни. Это вел бой с неизвестным противником, давая залп за залпом из главного калибра, литерный скидбландир «Гугнир». Управляемые чьими-то умелыми руками аппараты чертили пространство вокруг бронесостава огненными завитками выхлопов. Это фееричное великолепие стремительно приближалось – связанный боем «Гугнир» замедлил ход, и идущий в одной с ним колее экспресс теперь нагонял его с пугающей быстротой.
«Иггдрасиль», машинист которого явно видел то же, что и Козинцев, заскакал-затрясся было на стрелках, спешно меняя курс, – и вдруг резко потерял ускорение. Козинцев почувствовал, как его ноги отрываются от палубы, а к горлу подкатывает ком недавно съеденной пищи. Рядом, округлив от неожиданности глаза, в воздух воспарила Серафима. Ее отглаженная униформа и короткая стрижка при этом сохранили свою безупречность.
– Кто-то из команды локомотива с ними заодно! – крикнула Серафима. – Я туда! А ты разберись с этими!
И она с удивительным проворством, извиваясь всем телом, быстро-быстро поплыла обратно в ресторанный зал, полный визга и ругани. Козинцев, подражая ее действиям, с куда меньшей грацией двинулся сквозь наполненную паникой блюющую толпу. Несмотря на воцарившийся повсеместно хаос, оркестр, парящий теперь в центре зала, продолжал играть, перекрывая шум и гам могучими тактами «Полета валькирий».