«Иггдрасиль» набирал ход, стремя свой бег к Луне. Козинцев бездумно смотрел на звезды. Где-то там, среди них, между бездной Гинунгагапа и жаром солнечного пламени, в заполненной эфиром пустоте неслись по своим орбитам сорвавшиеся с ветвей Великого Древа миры, на которых совсем уже скоро взойдут и медленно, но неуклонно потянутся к звездному свету дети великого Иггдрасиля.

– Совсем скоро мир снова изменится, став при этом почти таким, каким был прежде, до Сумерек, – сказала Серафима. – Это будет прекрасный мир. Надо только чуть-чуть подождать.

Козинцеву нечего было ей возразить.

Впрочем, возражать Серафиме ему совсем не хотелось.

Иногда счастье – просто быть рядом.

Чуть позже я подумаю, как дошел до жизни такой. Чуть позже, когда будет время.

А сейчас я стоял на потолке полутемной залы, рядом со свисающей хрустальным водопадом люстрой. Мои ноги безжалостно пачкали старые фрески, изображавшие Шесть Героев великой Войны в момент их триумфа и гибели. Мои руки свисали вниз, к полу, и я пытался нацелиться на врага указательным пальцем.

Враг таился пятью метрами ниже – особняк доктора Ирбрана был по-настоящему богатым и просторным. Стены бальной залы (к чему она старому одинокому доктору – не знаю) терялись во тьме. Свет шел только с улицы, от редких газовых фонарей, и от потолочных фресок, написанных модными полвека назад светящимися красками.

Я на фоне светящегося потолка был виден прекрасно, а вот мой враг, бесшумно перемещающийся по натертому паркету, – нет.

Может быть, это сторожевой пес?

Только бы не пес! Я люблю собак.

Нацелив палец точнее, я вызвал из памяти руну электричества. Мысленно нарисовал ее на кончике пальца и влил десяток секунд.

Яркая голубая искра ударила вниз, клюнула врага и на мгновение осветила залу.

Ой-ей!

Беру свои слова обратно, лучше бы собака!

Тварь на паркете походила на ребенка лет семи – голого, покрытого мелкой блестящей чешуей с головы до ног. Возможно, когда-то тварь и была человеческим ребенком – пряди волос, пробивающиеся между чешуйками на голове, и глаза выглядели совсем обычными, детскими. А вот рот с острыми зубами был слишком велик, и такие когти на руках и ногах никакой ребенок не отрастит. Как он ходит-то по паркету, не клацая когтями?

Электрическая искра никакого вреда твари не причинила. Она лишь оскалилась, жадно глядя на меня и жуя воздух зубастым ртом. Языка, кстати, у существа не наблюдалось.

Решение идти по потолку было очень затратным, но оно меня спасло. Во мраке особняка существо подкралось бы ко мне совершенно незаметно. Его и выдал-то секундный отблеск на чешуйках.

Но похоже, что существо не умело летать, высоко прыгать и звать на помощь. Скорее всего оно было совершенно безмозглым, глупее любого сторожевого пса. Несчастный зубастый уродец, гроза неосторожных воришек. Так что можно продолжать движение…

Я пошел дальше прямо по фреске, безжалостно топча лица Героев – от Первого, юного и безусого, до Шестого, сгорбленного и седого. Обогнул люстру. Еще раз глянул вниз – тварь исчезла. Я вызвал руну света, вложил в нее три минуты и спроецировал себе на лоб. Смешно, знаю, но так удобнее всего. Покрутил головой – яркий луч обежал пустую залу, выхватывая из темноты сдвинутые к стенам и закрытые чехлами стулья, темный провал давно не топленного камина.