Родительское собрание закончилось почти в восемь вечера. Это уже сделалось привычным: обсуждать то, как сильно упала успеваемость, выслушивать слова учителей, что уроки в классе стало вести совершенно невозможно, поскольку дисциплина отвратительная.

— Дети неуправляемые! — снова и снова повторяла Дарина Дмитриевна, а вслед за нею и директор, которая специально пришла на собрание пятого «Б» поговорить с родителями.

Четверо учеников перешли в другие школы. Прямо посреди учебного года, неслыханное дело, удар по репутации, сетовала директриса.

Говорили долго, сердито, страстно. Ходили по кругу, потому что решения никакого найти не удавалось. Полина устала слушать. Быстрее бы закончился этот цирк, думалось ей.

Наконец, родители стали расходиться, но Полина не спешила. Ей нужно было поговорить с Дариной Дмитриевной. Когда класс опустел, она подошла к учительскому столу.

— К Алику нет никаких претензий, — торопливо проговорила Дарина Дмитриевна, отводя глаза в сторону.

— Знаю, — кивнула Полина. — Но вы просили зайти к вам, поговорить. У вас, кажется, есть предположение, почему у Алика не складываются отношения с ребятами. Ничего ведь не изменилось? Он все так же ни с кем не дружит?

— Не изменилось. — Дарина Дмитриевна поправила безупречную стопку тетрадей на столе. — Вы правы, у меня действительно есть предположение, почему это происходит.

Полина терпеливо ждала, что скажет учительница. А той, видимо, никак не удавалось подыскать нужные слова.

— Я считаю, корни всего, что происходит с детьми, кроются в семье, в отношениях с родителями. Ребенок не может быть востребован, успешен, принят в коллективе, если его не любят, не понимают дома.

— Подождите, вы считаете, что мы плохо относимся к Алику?

— Да. То есть не совсем… Конечно, вы не морите его голодом, одеваете, кормите. Но ведь этого недостаточно! Я знаю, вам пришлось пережить трагедию…

— Пожалуйста, не нужно об этом. Давайте говорить об Алике, — резко прервала Полина.

— Конечно. — Дарина Дмитриевна слегка покраснела. — Извините. Просто все взаимосвязано, и я имела в виду, что после случившегося вам, возможно, стало не до Алика. Ваше отношение к нему ухудшилось, тем более вы и раньше… не могли принять его. Может быть, даже жалели, что усыновили, а теперь он и вовсе неприятен вам тем, что он есть, а вашей дочери нет. Но ведь мальчик ни в чем не виноват! Разве вы не понимаете, как это жестоко — постоянно отталкивать его?

Дарина Дмитриевна выпалила последнюю фразу и умолкла, во все глаза глядя на Полину.

— Вы полагаете, что мы с мужем плохо обращаемся с Аликом? Вы это пытаетесь мне сказать? — Полина сняла очки, повертела их в руках и снова надела.

— Не ваш муж. Только вы, — ответила Дарина Дмитриевна. — И я не «полагаю», а точно знаю. Алик мне говорил. У нас с мальчиком сложились доверительные отношения.

— Что еще он вам рассказывал? В рамках «доверительных отношений»? — Полина нервно усмехнулась и облизнула внезапно пересохшие губы.

Учительница замялась.

— Мне не хочется, чтобы вы так реагировали. И меньше всего я хочу, чтобы Алик был наказан за свои слова.