— Уверяю вас, он не будет наказан, — быстро проговорила Полина.

— Да? А я не уверена. — Осуждение в глазах Дарины Дмитриевны стало совершенно отчетливым. — Алик очень чуткий, понимающий ребенок. Он переживает, зная, как вам больно, как плохо вы чувствуете себя из-за постоянного приема таблеток. У вас нарушение сна, галлюцинации, и вы…

— Он говорил вам об этом? — Полина была потрясена. — Не могу поверить!

— Дети, особенно младшего возраста, постоянно рассказывают о том, что происходит дома, — наставительно заметила Дарина Дмитриевна. — Вам это любой учитель или воспитатель детского сада скажет. Но сейчас не об этом. Мальчик тянется к вам, жалеет вас, а где же ваша жалость к нему? Вы ведь женщина! То, что вы избегали его, игнорировали, — плохо. Но рукоприкладство! В последнее время вы позволяете себе и это!

— Я никогда и пальцем его не трогала, — еле выговорила ошарашенная Полина.

— Прекратите лгать! — отчеканила учительница и встала со стула. — Я своими глазами видела на его руках следы синяков! А недавно Алик признался, что вы впали в неистовство и избили его! — Дарина Дмитриевна задохнулась от волнения, но договорила: — Я… я не хотела бы, вы с мужем уважаемые люди, у вас сейчас непростой период, и раньше никогда ничего подобного не было. Только предупреждаю вас: если такое еще раз повторится, я буду вынуждена уведомить соответствующие инстанции!

Полина медленно брела по длинному темному коридору к лестнице, вспоминая кошмарный, абсурдный разговор. Что происходит с нею? Что стало с ее жизнью? Как могло случиться, что она сидела и выслушивала эти невозможные слова в свой адрес?

Синяки, избиения… Полина настолько опешила, что не сумела четко и внятно опровергнуть нелепые обвинения.

Сейчас она даже не могла припомнить, чем окончилась беседа с учительницей. Единственное, чего ей хотелось, — оказаться подальше отсюда. Стыд, обида, растерянность переполняли ее, гнали прочь. Полина чувствовала себе несчастной, одинокой, больной.

Притихшая школа казалась заколдованным замком, в углах притаилась чернота, по потолку двигались тени. Ей вдруг почудился смутный запах сырости и гнили. Вот-вот неведомое нечто оживет в этом сумраке и выползет наружу из глухого угла за поворотом, чтобы утянуть ее за собой.

Секунда — и она пропадет, сгинет, успев напоследок подумать, что сегодня двадцать второе марта, день, который стал для нее последним, и это уже никогда не изменится…

— Здравствуйте, тетя Полина!

Она громко вскрикнула и попятилась.

— Не бойтесь, это я, Лиля.

Полина прижала руки к груди, стараясь перевести дыхание. Она стояла на лестничной клетке, впереди было окно, и девочка сидела на подоконнике. В руках у нее было что-то пестрое. Подойдя ближе, Полина увидела, что это шапка с большим помпоном.

— Как ты меня напугала! — Ей все никак не удавалось прийти в себя. Лиля спрыгнула с подоконника. — Ты почему не дома?

— Хотела спросить у вас кое-что, — глядя в пол, проговорила девочка.

Они пошли вместе вниз по лестнице.

— Знала, что вы придете на собрание, и ждала.

— Почему же ты к нам не пришла?