Хотелось размахнуться, запустить молотком, так, чтобы в лоб. Так, чтобы не поднялся уже.

– Правильно, Аксель. В тебе живет строитель. Знаешь, строители сейчас хорошо зарабатывают, будешь кирпичи где-нибудь в Балашихе складывать. Только ты ничего не заработаешь, ты ведь лошок. Лошок, что уж тут говорить…

Он сидел на крыльце с подержанным лицом, день вчера выдался не самым ромашковым, Чугун страдал вслух:

– Ни фига ты не заработаешь, лохи не зарабатывают… И забор-то толком построить не можешь… Какой забор! Это, видимо, для нашего несчастного Тюльки… Тюлька, Тюлька… Знаешь, Верка уже вовсю бухала, когда его ждала, вот он и кривой такой. Руки разные, ничего не может нормально сделать… Не, руки разные…

Чугун посмотрел на свои руки.

– Только я удачным получился, – сказал он. – Ты тоже какой-то… Знаешь, меня звали ведь в Кострому, на речфлот… А руки разные, я как вспоминаю, как он этот забор строил… Ты помнишь?

Аксён помнил.

Тюлька строил забор. Не получалось. Чугун тоже сидел тогда на крыльце. Дразнил:

– Тюлька, ты знаешь, почему у тебя забор не получается? Потому что у тебя руки разные.

– У меня не разные! – злился Тюлька. – Не разные!

– Посмотрите на него! У него руки одинаковые! Обе левые! Вот почему ничего не получается! Все понятно!

– У меня не одинаковые!

– Тогда еще понятнее. А знаешь, что от этого помогает? Крапива! Эх ты, Килька-Килька, в ухе шпилька! Хек-Пек, с печки шпек! Ай, жаль, крапива не наросла, я бы тебя, Тюлька, полечил! Не от рук, так от фурункулов! Мне кажется, у тебя фурункулы!

– У тебя самого бурункулы! – Тюлька плевал в Чугуна. – Ты сам бурункул!

Чугун смеялся. И тогда, и сейчас.

– Руки разные… А теперь еще и ноги будут разные!

Чугуну было очень весело. Так, что даже Аксён улыбнулся.

– Я же говорю – смешно! Теперь ему в Монако даже прикидываться не надо будет!

– Точно, – сказал Аксён. – Не надо будет.

Как всегда. Все как всегда. Как день назад. Месяц. Год назад. Так. Двор, колодец, забор, Чугун, Чугун, забор, колодец, двор. Жарко. Или холодно. Непонятно. И выхода нет. Разъезд Ломы, до Москвы шестьсот километров, до Японии девять тысяч. Или двенадцать. Поезда идут, а выбраться никак. Стакан. Яма. Учитесь бегать. Жил-был дядька, звали Мебиус, изобрел бездонную бутылку. Или вечную ленту, влезешь, не вылезешь.

Тюльку жалко.

– Там дома яичница, – сказал Чугун. – Пожарил по личному рецепту…

– Соплей не пожалел?

– А ты, Аксель, юморист. Да ты не злись, с Тюльканом все в порядке будет, на нем, как на блохе… Беги, жри яичницу, а то этот старый козел успеет.

– Аппетита нет.

– Как знаешь. Строй свой забор дальше, а я отдохну немного…

Чугун поднял с пола упаковку с пивом, забросил ее на крышу, залез сам. Стянул рубашку, и солнышко как специально для него выглянуло.

– Хорошо… – Чугун потянулся. – Хорошо, когда вас нет. Надоели вы мне, убогие. Один криворукий-кривоногий, другая жрет все время… А ты тоже…

Аксён собирал штакетины.

– А ты тоже – сопля… С бабой справиться не мог. Знаешь, а ты очень похож на дядю Гиляя… Уродец мелкий… Не надо хвататься за полено, брателло! Это я про Тюльку нашего!