Он глядел на дорогу, отдохнувшую за ночь, на тяжелый неподвижный тополь, на заречный песчаный берег, на котором росли холодные лопухи мать-и-мачехи, сверху затянутые тусклой скользкой зеленью, снизу бело-бархатистые; он видел рядом с крышей черемуху, ее узкие листья с красными сосульками болячек, воробьев, клюющих созревшие ягоды; печную трубу, над которой струился прозрачный жар, – он мог все это назвать, но боялся.

Наконец он вдохнул и, не успев решить, какое скажет слово, выдохнул, и выдох получился со стоном, но этот стон был не мычанием, а голосом, и Утя засмеялся, присел и стал хлопать по отпотевшей от росы железной крыше.

Его мать расспросила нас о происшедшем на реке и испекла много-много ватрушек. Мы ели их на берегу, и, когда съели, я снова спихнул Утю в воду, тем самым окончательно равняя его со всеми. Он, однако, обиделся всерьез.

В сентябре учителя подходили к Уте, гладили по голове и вызывали к доске с удовольствием, чтобы слышать его голос. Но здесь голоса от Ути было трудно дождаться: он почти ничего не знал, подсказок слушать не хотел и быстро нахватал двоек.

В конце концов учителя стали его упрекать. В ответ он всегда произносил услышанную от кого-то фразу: "Я детство потерял!"

Он и матери так кричал, когда чего-то добивался. Например, появились радиолы, и он потребовал, чтобы мать ему купила.

Радиола стояла у них на тумбочке в углу под иконами.

Мать слушала только одну пластинку, заигранную нами, – о цыганке. А Утя накупил тяжелых черных пластинок и ставил их каждый вечер.

Особенно любил военные песни, которых мать не выносила. Она просила не заводить их при ней, но Утя отмахивался. Когда он садился к радиоле, мать уходила на улицу.

Утя включал звук на полную мощность, и радиола гремела на всю округу…

Девочка-подросток знает, что ей завидуют подружки. У девочки есть город, а в городе есть фонтан. В самом центре. Он не простой, этот фонтан. Он цветной и музыкальный.

В этом городе живут дедушка и бабушка девочки. Выйдя из поезда, девочка спрашивает, работает ли фонтан. Да, работает, говорят ей. И она, едва присев за стол с дороги, бежит в центр, вверх по прямой и зеленой улице, по которой можно бежать в любом месте, она только для людей, а не для машин. Перед площадью надо ждать светофора, но после того огромного города, в котором девочка живет с родителями, ей просто смешно здешнее движение, и она бежит прямо на красный свет.

Фонтан работает!

Он стоит на одном режиме водоиспускания, то есть из середины бьют несколько струй, и все. Но это ничего не значит, то есть как раз это значит, что фонтан исправен. А разные умные слова о режимах работы фонтана девочка слышала тут же, когда на скамье рядом сидели, видимо, специалисты. Они говорили про какую-то сверхзакалку титана, из которого сделаны форсунки, эти крошечные брандспойты, они говорили о наборах программ для электронной машины, управляющей автоматическими сменами воды, и цвета, и света, и словно специально находили слова, чтобы отпугнуть очарование фонтаном. Но вот специалисты сказали, что подобного фонтана нет нигде, только здесь, и девочка все им простила. Даже фразу "нет аналогий". Это уж она и сама знала, что нет. Даже на знаменитой своими фонтанами выставке в ее большом городе.