Выслушав вопросы, Мцыри оттаял. Отказался беседовать, прежде чем заварил чай – невероятного аромата. Варенье разное в вазочках, из инжира, из грецких орехов. Покровский не торопил события, позволил хозяину действовать в своей логике. Осматривал пока жилище: ковры, кинжалы. Голова оленя с рогами на стене – этого Покровский не понимал. Кусок мертвого тела дома хранить. Плакат – не на стене, а на одном из диванов – развернут, рукотворный: Сулейманов в черных перчатках, с веером кинжалов, а под его ногами трупы Джона Леннона, Дина Рида, Олега Попова, у каждого по кинжалу в сердце.

– Человек сделал один в Туле, а? Фотомонтаж. Хорошо сделал, да? А смотри, что еще сделал один… А вот еще…

Выяснилось, что Тимур затеял ревизию подарков от поклонников, что накопились за годы славной карьеры – лежали в коробках, ждали своей минуты. Кинжал из слоновой кости. Ожерелье из сушеных сердец верблюдов. Выжигания, вышивки. Одна художница в Иркутске даже подарила свой голый автопортрет… Ню. Тимур уже было стал разворачивать стоявшую лицом к стене картину, потом глянул на Настю Кох, сказал:

– Не покажу!

Что побудило Тимура к разбору завалов? Скука и бессмысленное ожидание. Дело в том, что Тимура коварно ущучили на контрабанде.

– Если бы наркотики, да? Если бы оружие! Шуба хотя бы, да? – возмущался Тимур.

Погорел на ерунде. Купил во Франции две тысячи газовых платочков. Они не весят ни черта, заняли четверть чемодана, под двойным дном. Примерно четыреста долларов в Париже Сулейманов за них заплатил, а тут имел договоренность, что сразу отдаст за полторы. Тонкое, между прочим, решение, газовые платочки, остроумное. Но попался ушлый принципиальный таможенник.

– Делать нечего ему там на таможне, лучше бы девок драл, да? Извините, конечно…

Покровский про себя подумал, что девкам, разумеется, было бы лучше, а для государства удобнее как раз, что таможенник бдит на таможне.

С другой стороны, если бы государство не отнимало у циркачей и прочих артистов девяносто с лишним процентов зарубежных заработков, они, может, и не возили бы платочки.

Дело не заведено, правоохранительные органы и Госцирк совместно ищут сейчас выход, чтобы и порок не оказался безнаказанным, и публика не лишилась счастья лицезреть виртуоза. У Сулейманова уже гикнулись гастроли в Австрии, под угрозой осенний Ленинград, а…

– А, твою… – пнул с размаху Сулейманов одну из подарочных коробок, там что-то зазвенело.

– Сочувствую, – сказал Покровский.

– Платочки вез! Платочки! – и тут Сулейманов выругался на каком-то из языков, на каком точно – неизвестно. У него, как Покровский позже из любопытства выяснил, были предки из разных кавказских племен, даже разных религий.

– Может, я бабам своим платочки привез, а? – с возмущением обратился Сулейманов к Насте Кох. – У меня много баб.

Вел он себя как бы дружелюбно, но слишком нервно. Кравцов ни на секунду не расслаблялся, следил за всеми движениями хозяина, периодически фиксировал пистолет под мышкой. Покровский тоже бдел, особенно, когда Мцыри в своих хаотичных перемещениях оказывался рядом с выводком кинжалов на стене.