Жунев знал, конечно. В то, что Голиков мог Бадаева обмануть с иконой, он сразу не верил. Столько лет предан. Проще заплатить ему немножко, чем кидать. А теперь вот пытается Голиков Бадаева защищать.

– За себя боится Голиков! Если в иконе замазан, так вообще… Да и без того боится: Бадаев много про махинации знает. Говно в том, что они звонят по всем инстанциям. Проверяющие нагрянут, Бадаева придется им показывать. Он начнет заявлять…

– Наклевещет, что невежливо разговаривали, – предположил Покровский.

– Это ладно, кто ему поверит. Другое плохо: потребуют отпустить или предъявить обвинение, а мы не готовы.

– Так не надо было его задерживать!

– Иди ты знаешь куда, Покровский!

– Куда?

– А вот, кстати, со Скаковой новости.

Ну? Хватит уже вроде со Скаковой-то.

Оказалось, что постовой милиционер рано утром видел, как из двора тети и дяди Козлова украдкой выскочил, мелко оглядываясь, какой-то парень, на оклик не остановился, а припустил и исчез. По приметам похож на Козлова. Чуть позже местные менты зашли к дяде-тете, те насмерть перепугались, утверждали, что Генка не появлялся. Подозрительно?

– Ни хрена не подозрительно, – сказал Покровский. – Не наш клиент, бегает по огородам по каким-то мелким делишкам.

– Согласен, не наш, – вздохнул Жунев. – Но придут проверяющие. У нас нить на Козлова, а мы мало того, что не идем по нити, мы еще и прямой сигнал игнорируем. Надо проверять, короче. Ты чем занят?

– По иконе пытаюсь шарить. Договорился уже сегодня попозже.

– Может сгоняешь пока на Беговую, а? Давай уж добьем тему.

Покровский вздохнул. Спросил, не хочет ли Жунев узнать, чем закончилась поездка к джигиту. А Жунев, оказывается, уже успел все выспросить у Кравцова, информацию переварить и забыть. Сейчас бы на Беговую…

Ладно.

Покровский удачно был небрит и взлохмачен, попросил еще Марину Мурашову нарисовать ему под глазом синяк, взял у Ивана Сергеевича одежду – парусиновые штаны, старые свитер, куртку, кепку.

– Кто? – спросила тетка Козлова из-за двери.

– От Генки! Он книгу забыл!

Слово «книга» было призвано убедить тетку, что тут какая-то путаница скорее, чем опасность. Помолчала некоторое время. Потом:

– А Геннадия нет. Он к товарищу уехал на дачу, а куда не знаю.

– Да это я товарищ, я, – захрипел Покровский. – Саша, друг его. Он сегодня ночью приезжал за книгами. Зеленую забрал, а синюю, говорит, забыл на столе у себя!

Тетка замолчала. Осмысляла. Потом:

– Не было у него книг никогда!

– Да это мои! – хрипел Покровский. – Мои книги-то! Нужны срочно на даче. Синяя и зеленая. Генка специально за ними ночью приезжал, а одну не привез, забыл!

– А что он сам тогда опять не приехал? – спросила тетка.

– Да я на машине все равно в Москву ехал. Сосед мой, Мишка Фридман, ехал в Москву, и меня прихватил, – вот так пригодилась еще машина Фридмана, хотя и не сама по себе. – Ему надо все равно, Мишке, в вечернюю школу, а потом к тестю.

Обилие бессмысленной и потому правдоподобной информации сыграло свою роль.

– Не видала я книг-то у него. Могу глянуть.

– Да вы у него на столе посмотрите, синяя! Дайте мне ее просто! Дверь даже не открывайте. Просто синяя книга, он ночью зеленую взял, а эту забыл.