Разговаривая, Покровский встал, подошел к окну, чтобы Лариса к нему повернулась – глаза рассмотреть на свету. Очень глубокие. Вблизи они темные, а отсюда видно, что ярко-синие, невероятные. Слишком, быть может, худая, чуть-чуть бы нагнать… Да какие ее годы.

Есть ведь какой-то наверняка у нее… Лапает корягами своими. Покровский на сто процентов был уверен, что какой-нибудь жалкий замухрышка.

– Но икону она с собой не принесла, верно?

– Не принесла. Не стала с такой ценностью в метро спускаться.

– И что же вы с ней решили?

– Я на следующий день уезжала в отпуск. Завсектором нашей не было на месте, я оставила ей докладную. Рассчитывала, что поедут к Варваре Сергеевне, посмотрят икону. А там все сошлось – Тамара Юрьевна сначала забюллетенила, потом форс-мажор, крыс в секторе стали травить. В прямом смысле крыс, санэпидемстанция, – уточнила Лариса, хотя Покровский не спрашивал, в прямом крысы или же в каком-либо из переносных. – Кроме того, наша завсектором не такой и фанатик нашего дела. Не спешила, и замылилось это все.

А поспеши завсектором… Журналистке из «Литературной газеты» тема для морально-нравственного очерка: как – нет, не злой умысел! нет, не халатность! нет, не бюрократические рогатки! – как самая элементарная недостаточная любовь простой завсектора к своей работе стоила жизни незнакомым ей Варваре Сергеевне и Нине Ивановне.

Сам Покровский к вопросам причинности-следственности иначе относился. Усматривал не человеческое слабое влияние, а скорее костлявые дыхания судеб. Тусклые пауки скучают в хрустальных коробочках на серебряных лугах за огненной рекой, разматывают нити случайностей.

– А я была у мамы, в Дивногорье. Позвонила по межгороду в музей узнать, нет ли чего срочного, спросила, конечно, и что с иконой. Завсектора мне рассказала и про крыс, и про бюллетень, а потом говорит, что телефон Варвары Сергеевны впопыхах потеряла. Я заново продиктовала. Но, думаю, пока они соберутся, а Варвара Сергеевна, наверное, переживает. Тогда я позвонила сама. И мне мужчина сказал, что она умерла. Я больше и не стала звонить, а вот сегодня приехала в Москву – и тут ваш сотрудник.

Интересно, оценил ли Кравцов красоту Ларисы Горшковой… Тюфяк.

А уж как там на нее в Воронеже смотрят… Или в Дивногорье. Одноклассники, например. Тот, что слыл безнадежным двоечником, теперь передовик производства, член партии, в очереди на машину и на кооператив, замечательный парень, но Лариса… Лариса, например, читает доклад на конференции, указкой показывает на слайд с херувимами. Какой там член партии… А тот одноклассник, который хотел стать артистом, яркий, талантливый, душа компаний, она с ним целовалась на выпускном… Он из армии вернулся без руки и сшибает теперь у магазина пятаки, а у нее по старой памяти стрельнул рубль.

– А она что? Варвара Сергеевна?

Лариса слегка наклонилась и быстро почесала ногу под юбкой. Господи, зачем ты создал нас всех, какого, спрашивается, хрена? Скажи сейчас Ларисе, что чесала только что ногу, она и не вспомнит.

– Действительно умерла. Выясняем обстоятельства. Икону найдем – будем иметь в виду, что она планировала отдать ее вашему музею. Я, правда, не знаю, какие в этом смысле законы. Она, разумеется, останется государству, а вот в какой музей…