Бах! Бах! «Беретта» выстрелила над головой женщины – мать, моментально сменив приоритеты, сделала два шага назад и присела, стараясь обнять сразу весь выводок.

– Отвечай, падла!

Подтянувшись за колесо джипа, скрипящий зубами от боли стрелок что-то забормотал. Ничего не понимаю! Болгарский язык такой странный… Надписи на вывесках читаешь легко, а с восприятием фраз есть проблемы. Слова чаще всего знакомы, можно уловить общий смысл.

– Он не местный, Гош.

Точно! Гастон говорил явно не по-болгарски.

– Анька, потроши её.

Напарница коротко отдала несколько команд на разных языках и зацепилась за них на английском, орава наконец-то села на землю.

– Пошевелишься, прострелю бедро, – пообещал я, встал, влепил ему с ноги по роже и, не оглядываясь на вскрик, глянул на машину. Хорошая машина.

Авто подождёт, без нас не уедет. Мне вообще хотелось подраться в рукопашке. А ещё лучше на ножах. Ани быстро задавала вопросы, женщина кое-как отвечала, перескакивая на цыганский или румынский, фиг разберёшь. Поясняя, она часто показывала то на мужа, то на детей. Я сделал короткий кружок по двору, для знакомства.

Гастон уже не знал, за что хвататься, и потому, согнувшись каралькой, уткнулся мордой в землю.

– Они не болгары, Гош, местные цыгане, оседлые, живут недавно. Работали в арт-вилле «Орлова Чука», он водителем микроавтобуса, она на кухне. Короче, вот что поясняет: этот олень Лоло начал стрелять, решив, что самолет высадит группу захвата, прикинь! Типа, тут постоянно летают, одни что-то распыляют, другие стреляют ракетами, да и НЛО появляются. Боятся они самолётов, никакого спокойствия. Это она так говорит.

– Значит, мы с тобой десантники? А он решил сшибить группу спецназа и спасти Отечество? Скажи ей, пусть не врёт. Её муж обыкновенный мародёр. И грёбаный дурак. Будет так: она говорит правду или Гастон вырезается из мультфильма ножницами.

Подруга повернулась к семейству, ответ я и сам услышал.

Так и есть, этот дурак захотел разжиться, решив, что в таком красивом самолётике летят очень богатые люди. Она его отговаривала, но Гастон никого, кроме себя, слушать не хотел – злой, понимаешь, был с самого утра, а в цыганской семье демократии нет. И даже начал оживлять «Фронтеру», чтобы поехать на ней к взлётной полосе.

– Другое дело, в такое верю, – кивнул я.

Решив, что в малышню мы стрелять не будем, жена выпрямилась и с состраданием смотрела на супруга. Чада не плакали, они были в шоке. Такой сильный и грозный папа лежит в грязи, корчась от боли, а незнакомый дядя с ружьём делает с ними всё что хочет.

Дети смотрели на меня. Огромными чистыми глазами.

Пипец-капец, Санин, ты его не убьёшь.

Он убил Светку, но будет жить. Потому что без него они не выживут. То же самое, что завалить их. Ну ты и сука же, Лоло…

– Слушай сюда, женщина, – сказал я, переступая через широкое красное пятно, по пути не поленившись влепить тяжёлым ботинком по левой почке. – Мне нужны патроны к автомату, запасные магазины, лопаты и лом. Неси быстро и сможешь его перебинтовать. Дети останутся здесь. Ты поняла?

Про другие стволы я не спрашивал, цыганка будет врать сколько угодно, но закопанный в саду пулемёт не выдаст. Словно в подтверждение моих мыслей женщина что-то зло заорала по-своему, показывая рукой неприличное. Вот это дух!