Только таких слов нам и не хватало, чтобы почувствовать себя свободными и счастливыми! Хотя если без иронии, в этих словах было что-то новенькое, а именно: «уже договорились». Да и настроение у долинских было заметно приподнятое, словно у людей, уже закончивших тяжелую работу, получивших предоплату и с готовым товаром дожидающихся положенного вознаграждения.
Машина, выключив фары, резко свернула с дороги и остановилась во дворе многоэтажки. Когда глаза привыкли к темноте за лобовым стеклом, я разглядел здание – скорее всего, школы, – во внутреннем дворе которого мы и стояли. «Весельчак» вышел и пропал, ушел часа на три. Все наши попытки завязать разговор с сидевшими впереди, словно натыкались на резиновую стену: вроде поддается, но тут же отталкивает и замирает. Так и просидели на заднем сиденье почти всю ночь, слушая то русскую попсу, то чеченские национальные песни, приглушенно звучавшие из магнитолы.
«Весельчак» вернулся и довольным тоном переговорил с теми двумя «резиновыми», а нам сказал, что сожалеет, но ему придется завязать нам глаза. Дело это для нас стало привычным и без его сожалений, и мы, опустив руки, вытянули свои шеи. На этот раз мне попалась какая-то вонючая тряпка, наверное, из багажника. Повязали ее не очень добросовестно, и я мог подглядывать за дорогой. Однако, как бы ни щурился, разглядеть что-нибудь более или менее отчетливо я не мог. Ехали быстро с ближним светом фар по каким-то проселочным дорогам, с частыми поворотами, так, что нас кидало из стороны в сторону.
От того школьного двора ехали около получаса. Затем, уже с выключенными фарами, мы, не сбавляя скорости, резво вкатились во двор, посыпанный гравием, и резко тормознули. «Весельчак» вышел, направился в дом и вернулся с двумя фигурами, в сопровождении которых мы прошли широкий двор и навес с огромной кучей кукурузных початков. Перед нами открыли низкую деревянную дверь, две ступеньки вниз – и мы оказались в тускло освещенном мрачном пространстве. После того как жесткая хватка рук наших сопровождающих ослабилась, с минуту мы продолжали стоять на месте. Молодой человек в гражданке с автоматом на плече развязал нам глаза и сказал, чтобы мы располагались здесь.
Это был полуподвал длиною метров шесть и шириною три метра. Лампочка в помещении, большая и толстая, сама по себе была довольно мощной, но казалась сдавшейся и обессиленной в окружении тяжелых темно-серых стен и навалившегося на нее низкого потолка. Весь полуподвал был оштукатурен, но не успел еще высохнуть, поэтому отовсюду несло какой-то едкой сыростью и специфическим бетонным запахом со скрежещущим на зубах привкусом цемента и песка. В этот момент я подумал, что тусклая лампочка вот-вот перегорит – вконец отчается и погаснет.
За дверями послышался лязг висячего замка, и мы остались одни. У противоположных стен нашего нового, бетонного мешка стояли две старые сетчатые кровати, застеленные тонкими матрасами и одеялами. Ими, наверное, накрывали кукурузу под навесом. В углу перед дверью стояла фляга, а у кровати, выбранной Владом, – небольшой столик.