Похоже, после Беслана многие еще оставшиеся в живых вольные операторы негласно договорились между собой, что без прикрытия они отныне снимать не будут. Потому что, во-первых, это слишком рискованно, а во-вторых, потому что общество больше не заинтересовано в независимой информации. Люди, живущие в России, уже не анализируют конкретные ситуации, они предпочитают одну из двух точек зрения – либо власти, либо тех, кто против нее.
В 1998 году при Дирекции информационных программ ОРТ (нынешний Первый канал) по поручению Александра Любимова я занимался созданием стрингерской сети на Кавказе. В планах было развить подобную сеть в других горячих точках планеты. Но спустя год кавказская сеть распалась: одних стрингеров переманил к себе НТВ, другие же отказались сотрудничать с ОРТ после нескольких случаев неоплаты прошедших в эфир сюжетов. Однако если бы даже удалось тогда создать разветвленную стрингерскую сеть, в наши дни она оказалась бы невостребованной. Почему? Потому что стрингер, хоть и не признанный, но все же профессионал, в отличие от рядового пользователя мобильным телефоном с функцией видео, чьими записями часто пользуются сегодняшние телеканалы.
Стрингер – не случайный свидетель, он сам лезет в пекло и как профессионал всегда выдает концентрированную информацию, а, как известно, чем она концентрированнее, тем ценнее. Беда только в том, что такая информация сейчас никому не нужна – ни власти, контролирующей СМИ, ни гражданам, которым в огромном инфоокеане проще пользоваться разбавленной и отсортированной информацией в виде пропаганды. Отсюда я делаю вывод: чем свободнее СМИ, тем более востребована работа стрингера. Она наполняет информацию главными ее ценностями: срочность, важность и достоверность. Если даже допустить, что сегодняшние российские теленовости все же ценят срочность, то важность и достоверность они толкуют очень по-своему.
После «затухания» каждой горячей точки стрингер впадает в глубокую депрессию, и мало кто выбирается из нее самостоятельно. Только новая поездка в горячую точку может излечить и оживить его. Нанюхавшийся пороху стрингер точно не станет журналистом – профессиональным дилетантом.
Безбашенные с камерой в руках. Их никто не любит – ни официальные журналисты, ни их руководители, ни военные. Уцелевшие в постсоветских войнах российские стрингеры сегодня оказались не у дел и, кажется, профессии стрингера пришел конец.
…В горнолыжном поселке Терскол, что в Кабардино-Балкарии, стоит единственная в России скромная стела с неполным списком из 20 погибших в Чечне журналистов, половина из которых – стрингеры. О том, что такая стела там есть, и местные-то не все знают, а уж в России – и подавно.
Глава 19
Итак, вечером мы с нетерпением ждали, когда наши охранники выпьют чай с подсыпанным мною в чайник снотворным. Выпили они этот чай или нет, и если выпили, то как он на них подействовал, – нам не суждено было узнать. Пока мы с волнением ждали результата, послышался шум подъехавшей к дому машины. Зашел тот самый седой молчаливый хозяин дома, в котором наши «перехватчики» удерживали нас вначале. Выглядел седой невесело. Он недолго переговорил со «спортсменом», после чего охранники велели нам собираться. «Спортсмен» был явно недоволен тем, что сказал седой. Я успел только уловить единственные слова, сказанные по-русски: «просто так». В голове сразу мелькнуло: если говорят такие слова, то речь не может идти ни о чем другом, кроме как о нашем освобождении. Ну надо же! А мы только собрались бежать. Оно, конечно, лучше, ведь неизвестно, как бы все у нас получилось…