— Это цена билета? — удивилась я.

Женщина покачала головой.

— Нет, за вход надо отдать сто рублей, а потом…

— Что потом?

Дежурная вздохнула:

— Она проводит сначала общий сеанс… Представляете, мальчик лет шестнадцати был на костылях, с матерью. Церебральный паралич у него. Весь скрюченный, жуть смотреть. Да и мать, бедная, почти безумная. Все в холле перед началом людей за руки хватала и рыдала: «Господи, никто не помог, может, эта Даутова…» И не поверите, что произошло…

— Что? — спросила я, зная ответ. — Что?

— Больной отбросил костыли, выпрямился, бросился по залу бегом с криком: «Мама, я хожу!» Все рыдали…

— А триста долларов когда отдавать надо?

— Вы не дослушали, — сердито сказала дежурная. — Значит, сначала общий сеанс, а потом она сама выбирает из зала тех, кого возьмет на личный прием. Просто ходит между рядами и говорит: вы, вы, вы… Объясняет просто: всем помочь не смогу, не хватает таланта, сил, запаса энергии, поэтому беру тех, кто гарантированно излечится. Кстати, таких людей много. Вот вместе со мной двадцать человек оказалось… А после индивидуального сеанса отдаете деньги. Впрочем, у нее помощник есть, страшно неприятный молодой человек, Леонид, он и забирает доллары, прощелыга…

— Почему?

— Деловой слишком, — ответила женщина, — каждому свою цену назначает. На меня глянул и мигом сообщил: три сотни, а Ивану Павловичу небось заломил!

— Это кто такой?

— Директор нашего завода посуды, у него такое производство! Так Иван Павлович аж жену домой послал… Уж сколько отдал — не знаю…

На следующий день я приехала к кинотеатру «Лазурь» в девять утра. Гема Даутова начинала сеанс только в три, но я рассудила так: небось у бабы охрана, никого за кулисы не пустят, а в полдесятого в «Лазури» шел киносеанс, на который бесплатно приглашают инвалидов и пенсионеров. Купив билет, я преспокойно прошла в зал, а потом, улучив момент, когда все зрители уставились на экран, где голая блондинка фальшиво стонала, изображая дикую страсть, шмыгнула в маленькую дверку сбоку от сцены. Большая часть моей жизни прошла за кулисами, и я хорошо знала: хочешь попасть на актерскую половину, ищи незаметную дверочку либо около сцены, либо в конце фойе. Вход, через который артисты попадают в здание, как правило, стерегут бдительные охранники, призванные не допускать к кулисам фанатов, а крошечные «ворота» внутри зала никто никогда не охраняет.

За кулисами было темновато и стоял знакомый мне запах. Я побродила немного по помещениям, нашла грим-уборные и на одной увидела белую бумажку: «Только для Даутовой». Дернула за ручку, абсолютно уверенная в том, что дверь крепко заперта, но неожиданно она легко поддалась, я шагнула внутрь. Я увидела довольно большую комнату, оборудованную как кабинет врача: письменный стол, кресло, кушетка… Немного выбивалось из стиля трюмо, заставленное баночками, флакончиками и пузыречками. Возле него, спиной к двери, сидела женщина.

— Простите, — начала я.

— Вы ко мне? — поинтересовалась дама и резко повернулась.

Я увидела ее лицо и чуть не свалилась оземь.

— Гема! Но как же… Гема…