— И икону.

— Ее надо вернуть на Афон.

— Она вернется туда, когда время придет, а до того у меня будет.

Пурьяк проводил боярина, прошел в балку, распутал поводья, вывел коня в поле и запрыгнул в седло. Он ехал вдоль леса, постоянно всматривался и вслушивался в темноту ночи.

Вот и береза с кривым стволом. Рядом кусты. За ними чернота болотной жижи. Место непроходимое, но именно здесь начиналась тайная тропа. Она вела к лесному стану, где жили разбойники Меченого со своими семьями.

Неподалеку от топи должен был стоять дозорный пост. Пурьяк приложил ладони ко рту, ухнул филином и тотчас услышал такой же ответ. Через несколько минут из кустов к главарю шайки вышел бородатый мужик с бердышом.

— Меченый?

— Я!

— Чего это ты в такое время? Или работа подвернулась?

— Много говоришь, Демид. Брыло на месте?

— Конечно, где ж ему еще быть-то?

— Мало ли, мог и отъехать к родственникам.

— У него из родственников дед слепой в Твери остался. Да и тот уже из ума выжил, не узнает внука.

— Позови мне его.

— А что, сам в стан не пойдешь? Гать уложена надежно, хоть коня заводи.

— Нечего зря людей тревожить. Пусть Игнат сюда выйдет.

— Как скажешь. Только ждать придется.

— Это я и сам знаю, а ты поспешай. С тобой кто в дозоре?

— Михай Кривой.

— Он малый молодой, шустрый, быстро добежит до деревни.

— Ты хоть спрячься.

— Зачем? Тут сейчас нет никого.

— А я недавно слышал храп жеребца.

— Этой мой жеребец. Кончай лишние разговоры. Мне до рассвета надо вернуться на починок.

— Жди, — сказал разбойник и ушел.

Прошел час, небо просветлело. Видимость заметно улучшилась.

Наконец-то из кустов, растущих неподалеку, вылез Брыло, ближний помощник Пурьяка, его двойник со шрамами на физиономии.

— Доброго утречка, Козьма! Чего звал?

— Доброе, Игнат. Слушай меня внимательно.

Пурьяк приказал помощнику держать шайку в готовности выйти на горячее дело, проверить оружие. Не исключено, что разбойникам придется биться с целым отрядом, присланным из Москвы. В нем новичков нет, воины опытные.

Брыло выслушал вожака шайки и спросил:

— А чего ради нам сражаться с царской дружиной?

— Ну не для забавы же. Об этом отдельно скажу. Все понял?

— Понял, Козьма!

— Поехал я.

— Дело-то хоть стоящее намечается? — вслед вожаку спросил разбойник.

Пурьяк обернулся и ответил:

— Такого еще не было. После него сможем разойтись кто куда. Все сумеют устроиться на новых местах и жить безбедно.

— Это хорошо. А то гнием заживо в этих болотах. Сам знаешь.

Но Пурьяк уже не слушал, гнал коня к починку.

На рассвете лег в постель. К нему, что-то сонно бормоча, прижалась жена.

Утром двадцатого июля Василий, сын Козьмы, помолился, позавтракал и повез в Тверь готовый гроб.

Вернулся он где-то за час до полудня, весь возбужденный, испуганный, и сразу кинулся к Пурьяку.

— Отец, в Вербеже ночью помер княжеский наместник Коновалов, — заявил парень.

Козьма, распиливавший доски, взглянул на сына и проговорил:

— И что? Наместник страдал сердцем еще с детства. Вот эта хворь его и доконала.

— А я слышал, будто не верит князь Микулинский в то, что наместник сам помер.

— Не верит, ну и пусть. Это его дело. Нам-то от этого что? Ты деньги за товар привез?