– Я очень люблю все народное и абсолютно конкретное, – произнес Кольцов, и Катерина с изумлением поняла, что он шутит!

Слава тоже посмотрел удивленно, и Катерина перехватила инициативу. От волнения они вели этот разговор, как партию в пинг-понг, перебрасывая шарик друг другу.

– Таким образом, совместив все действия по четырем направлениям, которые мы назвали условно “Репутация, доверие, надежность и забота”, и прибавив сюда обещание избавить город от наркотиков, мы получим предсказуемую, положительную реакцию избирателей. По нашим сегодняшним оценкам, мы вполне сможем победить в первом туре.

– Надеюсь. – Кольцов медленно обвел взглядом всех собравшихся, давая понять, что он заканчивает встречу. – Игорь Вахтангович, проинформируйте коллег о нашем графике. Я улетаю в Калининград послезавтра. Надеюсь, что к этому времени будет готов не общий, а абсолютно конкретный план, тем более мы все так любим конкретные планы. Вы, – он в упор посмотрел на Катерину, – проинформируете меня о нем в самолете. Благодарю вас, господа.

В золотисто-бежевой приемной вышедшая последней Юлия Духова сказала Катерине с беззаботной улыбкой:

– Все это полная чушь то, что вы наговорили. И, уверяю вас, к завтрашнему дню будет принято другое решение. Так что мой вам совет – не радуйтесь особенно.

– Да я и не радуюсь, – пробормотала Катерина.

– Мы получили информацию. Спасибо. У вас все получилось.

– Еще бы. Я контролирую ситуацию, как и обещал.

– Девушка не догадывается?

– И не догадается. Все будет в порядке. Дня через три я буду знать весь график, поминутно. Вам останется только принимать контрмеры.

– И примем. Может, “жучок” все-таки поставить?

– Может, и поставить. Я не смогу быть рядом каждую минуту. Да это и подозрительно в конце концов.

– Хорошо, встретитесь с Павлом и все обсудите насчет “жучка”. Деньги мы перевели.

– O.K. И не звоните мне, лучше я…

– Побаиваетесь все же?

– Да ведь не вы же головой рискуете!

Тимофей стоял на самом краю и думал. Под ним и перед ним дышало и ревело невидимое в темноте громадное холодное море. Он выстроил этот пирс специально, чтобы приходить сюда, когда вздумается, и слушать море.

Тимофей Кольцов не был романтиком и поэтом, но море завораживало и пугало его. Он относился к нему как к живому организму. В его присутствии он мог думать и принимать решения лучше, чем в присутствии своих компетентных и профессиональных замов. Море было таким же, как он сам, – расчетливо неуправляемым, не подчиняющимся никакому контролю, создающим всего лишь иллюзию близости к людям.

Люди могли использовать его только в той степени, которую оно допускало, и Тимофей тоже. Они оба не боялись выходить из берегов и заглатывать слабых и не готовых к борьбе.

Он никогда не мог толком объяснить себе своего отношения к морю, но когда пытался, выходило что-то в этом роде.

Ночная Балтика обдавала его соленым и влажным ветром. Белая пена исступленно бросалась на бетонные стойки пирса и ни с чем откатывалась назад. Тимофей думал.

Охрана на пирс за ним не пошла – темный силуэт, похожий на одногорбого верблюда, маячил почти у подъемника. Ребятам было неуютно на ночном февральском ветру, они сбились в кучу и маялись, ожидая, когда у шефа пройдет очередной приступ любви к морским прогулкам.