— Кто там?
— Коридорный, — сказал Джон и открыл дверь. — Я принес тебе завтрак.
Она была еще в постели, но уже сидела, и вид у нее был бодрый, вероятно, она проснулась какое-то время назад. Шторы были отдернуты, и первые слабые лучи солнца уже коснулись угла комода и окрасили золотом ковер.
— День обещает быть погожим, — сказал Джон и широким торжественным жестом опустил поднос ей на колени.
— Но мне не нужен завтрак в постель.
— Однако он уже прибыл. Как ты спала?
— Как будто меня напоили снотворным или наркотиком. Я как раз собиралась спуститься вниз. Дело в том, что я забыла завести часы, они остановились, и я даже не знаю, сколько сейчас времени.
— Почти половина десятого.
— Нужно было меня разбудить.
— Я решил, что тебе надо выспаться.
На ней была ночная сорочка, которую ей одолжила Эллен. Она была из крепдешина персикового цвета, вся в ажурной строчке и вышивке — когда-то она принадлежала Люси Данбит. Поверх нее вместо пеньюара была накинута белая шерстяная шаль. Спутавшиеся во время сна волосы лежали спереди на одном плече, а под глазами были похожие на синяки темные круги. В эту минуту она показалась Джону особенно хрупкой. Казалось, если бы он взял ее в руки, она тут же рассыпалась бы, как хрупкая фигурка из китайского фарфора. Она оглянулась.
— Это ведь твоя комната, правда? Проснувшись, я никак не могла понять, где я. Это твоя комната?
— Да. В тот момент это была единственная комната, где была застелена кровать.
— А ты где спал?
— В гардеробной дяди Джока.
— А Родди?
— В спальне Джока. Он все еще там. Вчера мы с ним проговорили до четырех утра, поэтому он сейчас сладко спит, наверстывая упущенное.
— А… Томас? — Голос ее прозвучал так, словно ей все еще трудно произнести его имя.
Джон придвинул стул и уселся так, чтобы видеть ее лицо. Он вытянул свои длинные ноги и сложил руки на груди.
— Томас внизу, в кухне, сейчас Эллен и Джесс кормят его завтраком. Кстати, ты почему не ешь? Завтрак остынет.
Виктория без особого энтузиазма оглядела яйцо, тосты и кофейник и сказала:
— Вообще-то, я не очень хочу есть.
— Ты просто ешь, и все.
Она неохотно принялась за яйцо, сняв скорлупу с верхушки. Потом снова положила ложку.
— Джон, я ведь даже не знаю, как все это случилось. Ну, то есть, как начался пожар?
— Никто толком не знает. Мы сидели в библиотеке и решили пропустить по стаканчику перед обедом, и Родди сказал, что он подбросил дров в камин, прежде чем уйти. Я думаю, дрова, разгораясь, трещали и искры сыпались на коврик перед камином, а потушить было некому. А тут еще поднялся жуткий ветер. Стоило одной искре разгореться, как вся комната запылала, как костер.
— Но когда вы впервые поняли, что дом горит?
— Пришла Эллен сказать, что обед готов, и стала ворчать, что Томаса оставили одного. Я поднялся и пошел посмотреть, как он там. И увидел, что весь дом объят пламенем.
— Какой ужас! И что ты сделал? — тихо спросила она.
Он стал рассказывать о событиях минувшего вечера, стараясь преуменьшить трудность и опасность происходившего. Он считал, что на Викторию и так обрушилось слишком много неприятностей и переживаний и не стоит усугублять их красочным описанием кошмарных событий в задымленной комнате Томаса: обрушившийся потолок, объятый пламенем кратер и сущий ад над головой. Он знал, что эти жуткие картины сохранятся у него в памяти, как кошмарный сон, на всю оставшуюся жизнь.