— Молчать! Эй, вы там, в глубине зала, потише!

Франсуа оборачивается и видит лишь головы, сотни голов: должно быть, вслед за ним в просторный зал с черными деревянными панелями, похожий на кабинет мэтра Бонифаса, вошли еще люди.

— Нравственная жестокость… Вы страдаете нравственной жестокостью, мой юный друг. Ха-ха! Суд приговаривает вас к двадцати годам больницы… Сестра Адония, уведите осужденного…

— Месье, месье, уже восемь.

Около Франсуа суетилась старая служанка с набережной Кожевников.

— Какой костюм вам приготовить? Вам надо бы принять ванну. Постель совершенно измята. Вы, наверно, всю ночь ворочались.

— Какая погода?

— Дождь.

Черный костюм — это, пожалуй, слишком мрачно. У него будет вид… Тогда серый?

Впрочем, его присутствие в суде не обязательно. Мэтр Бонифас даже уговаривал его остаться дома:

— Вас не вызвали ни прокурор, ни защита. Я предпочитаю в случае надобности воспользоваться вашими письменными показаниями, чем видеть вас свидетелем в суде. Если председательствующий — это в его компетенции — решит вас заслушать, я сразу же позвоню. Будьте дома.

Все это смахивало на похороны. По дому гуляли непривычные сквозняки. Старая служанка плакала. С Франсуа говорила так, словно на нем траур.

— Вам надо поесть. Это вас подкрепит.

Он отпустил служащих. В кабинете было пусто. Привычный гул завода смолк.

Потом на машине приехали Феликс с Жанной. Феликс, серьезный, встревоженный, с беспокойством оглядел брата, расцеловал в обе щеки.

— Как самочувствие, бедный мой Франсуа?

Феликс оделся тщательней, чем обычно. Жанна тоже. Она была вся в черном. Оба ехали во Дворец: их вызывали в суд.

— Ты будешь держаться спокойно, правда? — повторяла Жанна. — Уверяю тебя, все кончится хорошо. Кстати, я получила от мамы телеграмму.

Она протянула Франсуа голубой листок.

Все посмотрели на часы. Без десяти девять. Судебное заседание начинается в девять.

— Феликс, как только дашь показания, сразу же звони.

Марта приехала из Каштановой рощи на автобусе Ее также вызвали в суд. Жак остался дома с Кло.

— До скорого.

Все тщетно пытались улыбаться. Тонкие струи дождя мыли оконные стекла. Редкие пожелтевшие листья цеплялись за черные ветви деревьев на набережной. Прямо напротив дома неподвижно стоял рыболов с удочкой, казавшийся огромным в своем непромокаемом плаще. Он не сводил глаз с поплавка, окруженного мелкой рябью.

— Месье следует чем-нибудь заняться — так время пройдет быстрее.

Спал Франсуа плохо, размышлял слишком долго, голова у него была пуста, губы запеклись. Он расхаживал перед телефоном, ожидая звонка и сгорая от желания быть немедленно вызванным во Дворец Правосудия.

— Два заседания, не больше, — объявил мэтр Бонифас. — Учитывая, что моя подзащитная полностью признала себя виновной, прокурор отказался от допроса большинства свидетелей. Я последовал его примеру. Чем меньше свидетелей, тем легче защите: у адвоката развязаны руки.

Франсуа сказал, что будет ждать приговора в маленьком кафе неподалеку от Дворца Правосудия.