— Зачем вы держите её во сне? — упорно игнорировал он её вопросы.

— А что было бы, дай я ей проснуться? Она бы сразу убежала. И не прожила бы и пяти дней.

— Но почему вы это ей не объясните, не дадите ей выбирать?

— Думаешь, она бы меня послушала? Думаешь, даже если послушала бы, то поверила?

Она не доверяет мне. Она ненавидит меня, Уилл. Ты сам должен это знать. Она меня презирает. Я, ну… не знаю, как сказать… я так её люблю, что бросила всё, что имела: прекрасную карьеру, большое счастье, положение в обществе и богатство — бросила всё, чтобы поселиться в этой пещере в горах, жить на чёрством хлебе и кислых плодах, лишь бы моя дочь была жива. И если ради этого мне придётся держать её во сне, так тому и быть. Но я должна сохранить ей жизнь. Разве твоя мать не сделала бы того же для тебя?

Уилл был потрясён и взбешён тем, что миссис Коултер в защиту своих слов вмешала сюда его мать. Потом первое потрясение усилила мысль о том, что его мать, в конце концов, не защитила его, это ему пришлось её защищать. Миссис Коултер любит Лиру больше, чем Элейн Пэрри любит его? Но это нечестно: его мать больна.

Либо миссис Коултер не заметила бури эмоций, вызванной её простыми словами, либо была чудовищно умна. Её прекрасные глаза мягко смотрели на покрасневшего и беспокойно поёжившегося Уилла. На какой-то миг Миссис Коултер стала сверхъестественно похожа на свою дочь.

— Но что ты будешь делать? — сказала она.

— Ну, Лиру я теперь увидел, — ответил Уилл, — и мне ясно, что она жива и, видимо, в безопасности. Это всё, что я собирался сделать. Я это сделал, и теперь мне нужно идти и помочь лорду Азраилу.

Это её немного удивило, но она быстро овладела собой.

— Просто я думала, что ты можешь нам помочь, — спокойно, не прося, а спрашивая, сказала она, — С ножом. Я видела, что ты сделал в доме сэра Чарльза. Ты ведь мог бы перенести нас в безопасное место? Мог бы помочь нам бежать?

— Я пойду, — поднимаясь, сказал Уилл.

Она протянула руку. Печальная улыбка, пожатие плечами и кивок, как будто опытному противнику, сделавшему хороший ход в шахматах — вот что сказало её тело.

Он почувствовал, что она ему нравится — своей храбростью и тем, что она была как Лира, только сложнее, внутренне богаче и глубже. Она нравилась ему, он ничего не мог с этим поделать.

И он пожал её руку, оказавшуюся крепкой, прохладной и мягкой. Она повернулась к золотой обезьяне, всё это время сидевшей у неё за спиной, и они обменялись взглядами, значения которых Уилл не смог понять.

Потом она с улыбкой обернулась к нему.

— Прощайте, — сказал он.

И она тихо ответила: — Прощай, Уилл.

Он вышел из пещеры не оглядываясь, зная, что она за ним следит. Амы нигде не было видно. Он пошёл обратно той же дорогой, по тропинке, пока не услышал впереди шум водопада.

— Она лжёт, — сказал он через полчаса Йореку Бирнисону. — Конечно, она лжёт. Она бы врала даже во вред самой себе — она слишком любит врать, чтобы остановиться.

— И каков твой план? — сказал медведь, лёжавший на брюхе в снегу среди камней и гревшийся на солнце.

Уилл прошёлся взад и вперёд, думая, можно ли сейчас использовать приём, который сработал в Оксфорде: с помощью ножа попасть в другой мир, а потом выйти обратно прямо там, где лежит Лира, прорезать окно обратно в свой мир, перенести её туда, в безопасное место, и закрыть окно. Так и надо было сделать, яснее ясного, — так чего же он медлил?