— Роджер, — пробормотала она. — Роджер… где ты… я не вижу…

— Тсс, — прошептала её мать. — Тихо, дорогая, выпей это.

Прижав носик кружки к губам Лиры, она наклонила её, чтобы капля настойки смочила губы девочки. Язык Лиры почувствовал влагу и слизнул капли, а затем миссис Коултер позволила небольшому количеству жидкости протечь в рот Лиры, очень осторожно, позволяя ей делать один глоток за другим.

Это заняло несколько минут, но, в конце концов, кружка опустела, и миссис Коултер положила свою дочь обратно на землю. Как только голова Лиры коснулась земли, Пантелеймон немедленно свернулся в клубок у неё на шее. Его золотисто-рыжий мех был таким же влажным, как и волосы девочки. Они снова крепко спали.

Деймон-обезьяна легко пробрался к выходу из пещеры и снова уселся там, наблюдая за тропинкой. Миссис Коултер окунула кусок фланели в тазик с холодной водой и вытерла лицо Лиры, а затем расстегнула спальный мешок и вымыла руки, плечи и шею девочки, так как она слишком перегрелась. Затем она взяла расчёску и нежно расправила спутавшиеся волосы Лиры, откинув их назад со лба, и аккуратно разделила их пробором.

Она оставила спальный мешок расстёгнутым, чтобы девочка могла остыть, и развернула свёрток, который принесла Ама: несколько плоских буханок хлеба, брикет спрессованного чая, немного липкого риса, завёрнутого в большой лист.

Пора было разводить огонь. По ночам в горах было холодно. Методично работая, она настрогала хвороста, разложила его и зажгла спичку. Уже пора было об этом задуматься: спички подходили к концу, равно как и нафта для примуса — отныне надо было поддерживать огонь круглые сутки.

Её деймон был недоволен. Ему не нравилось то, чем она занималась в пещере, а когда он попытался объяснить своё беспокойство, она отогнала его. Он повернулся к ней спиной, выражая сомнение каждым изгибом своего тела, и принялся отщёлкивать чешуйки от сосновой шишки в темноту. Она не обратила внимания, аккуратно и умело разведя костёр и поставив на огонь кастрюлю, чтобы разогреть воду для чая.

Тем не менее, его скептицизм повлиял на неё, и, кроша брикет тёмно-серого чая в воду, она размышляла, что она всё-таки делает, и не сошла ли она с ума, и что случится, когда Церковь узнает о происходящем. Золотая обезьяна была права. Она прятала не только Лиру — она пряталась сама от себя.

«Тише, тише, — сказал Уилл, — только не волноваться».

Это было сразу после того, как Лиру украли, сразу, как Уилл спустился с верхушки горы и сразу, после того как ведьма убила его отца.

С помощью сухих спичек, Уилл нашел в рюкзаке отца крошечный фонарик, зажег его и пригнулся к земле, чтобы под защитой скалы исследовать рюкзак Лиры.

Он пошарил внутри здоровой рукой и нашел алетиометр, завернутый в бархат.

Алетиометр сверкал в свете фонарика. Уилл протянул алетиометр двум фигурам, стоящим рядом с ним, фигурам, которые называли себя ангелами.

— Вы можете прочесть это? — спросил Уил.

— Нет, — сказал голос. — Пойдём с нами. Ты должен идти. Пойдём теперь к Лорду Азраилу.

— Кто приказал вам следовать за моим отцом? Вы сказали, он не знал, что вы следите за ним. Но он знал, — ответил Уилл яростно. — Он сказал мне, что ожидает вас.