— У вас неприятности? — посмотрев на неё, спросил Уилл. И встретил её открытый, дружелюбный, умный взгляд.

— Ну, перед тем, как уйти, я сломала кое-что в лаборатории, и подделала документ, и… В общем, разберёмся. И с твоими проблемами тоже разберёмся. Мы можем найти твою мать и обеспечить ей хороший уход. А если тебе негде жить, то… если ты не возражаешь жить со мной, если мы это сможем устроить, то тебе не придётся быть, как там это называется, под опекой. То есть, нам надо придумать историю и всем её рассказывать, но ведь мы же это сможем?

Мэри была другом. У него был друг. В самом деле. Об этом он и не подумал.

— Да! — ответил он.

— Значит, так и сделаем. Моя квартира где-то в полумиле отсюда. И знаешь, чего я хочу больше всего на свете? Чашку чая. Пойдём, поставим чайник.

Через три недели после того мига, когда Лира увидела, как рука Уилла навсегда закрывает его мир, Лира вновь оказалась за обеденным столом колледжа Джордан, где её впервые очаровала миссис Коултер.

На этот раз людей за столом было меньше: она, Мастер и госпожа Ханна Рельф, глава женского колледжа Святой Софии. Госпожа Ханна была и на том, первом обеде, и Лира вежливо поздоровалась с ней, хоть и удивилась, снова увидев её здесь. И тут же обнаружила, что память подводит её: эта госпожа Ханна была намного умнее, интереснее и добрее той бестолковой, по-старушачьи одетой женщины, которую она помнила.

Пока Лиры не было, чего только не случилось с колледжем Джордан, и с Англией, и со всем миром. Власть церкви за это время успела сильно возрасти — было принято много жестоких законов — а потом так же быстро ослабнуть: перевороты Магистрата положили конец правлению фанатиков, и к власти пришли новые, либеральные силы.

Главная коллегия жертвоприношений была распущена, Церковный Суд Благочиния лишился своего главы и пребывал в замешательстве. Все колледжи Оксфорда снова возвращались к спокойной учёбе и повседневным делам после этих недолгих и бурных дней. Кое-что исчезло: у Мастера разворовали ценную коллекцию серебра, куда-то пропали несколько слуг колледжа. Не в пример им слуга Мастера Кузинс никуда не делся, и поскольку они с Лирой всегда были врагами, она была готова ответить на его враждебность открытым неповиновением. И потому порядком опешила, когда он очень тепло поздоровался с ней и обеими руками пожал ей руку. Лире послышалось, или в его голосе звучала симпатия? Он и правда изменился.

За обедом Мастер и госпожа Ханна говорили о том, что случилось в отсутствие Лиры, а она слушала их то в ужасе, то с грустью, то с удивлением. Когда они пили кофе в гостиной, Мастер сказал:

— Ну а ты, Лира, мы почти ничего не слышали о тебе. Но я знаю, что ты много повидала. Ты можешь нам что-нибудь рассказать?

— Да, — ответила она, — но не обо всём сразу. Кое-чего я ещё не понимаю, мысли о чём-то до сих пор заставляют меня содрогаться и плакать, но я обещаю рассказать вам всё, что смогу. Только и вы должны мне кое-что пообещать.

Мастер и седая леди с дэмоном-мармозеткой на коленях переглянулись, между ними проскочила искорка веселья.