— У нас двое. Были бы стрелы обычные, остались бы целы, а так… жалко мужиков. А у вас?
— Все живые.
— То добре.
Коваль повернулся к Ведане:
— Не ведаешь, где Алена? Там, где оставил, ее нету.
— Да тут она, как горящие стрелы полетели на городище, ко мне перешла.
Из полуземлянки, услышав знакомый голос, выбежала Алена и тоже бросилась к мужу.
— Ну все, Алена, все, — гладил ее по волосам Сидор, — все закончилось, надавали мы чужакам так, что пыль столбом.
Алена закрыла рот Ковалю длинным и страстным поцелуем. Вавула и Ведана отвернулись.
Шамат сидел на ковре, которым был застелен топчан, смотрел на колыхающийся полог полевого шатра. Рядом Ильдар Хамзаят, вокруг шатра — верные нукеры.
Солнце клонилось к закату, когда подошла сотня бая Каира.
Последний зашел в шатер, снял шлем, вытер пот со лба.
Бек взглянул на вошедшего:
— Сколько у тебя осталось людей, Каир?
— Шесть десятков. На перелазе пала полусотня Баглара. Ты не дал мне атаковать полян, я исполнил приказ, отошел. Что со второй полусотней Баглара, я не знаю. И что с самим баем и сотней Абашиза и Каплата, тоже.
— Каплат потерял всех своих людей, Абашиз половину, про Баглара и я ничего не знаю. Узнаем, как подойдет Абашиз. Присядь.
Каир опустился на топчан, один из нукеров принес ему прохладного кумыса, бай с жадностью выпил целую чашу.
Хамзаят оповестил о выходе отряда Абашиза.
Шамат велел:
— Баю сюда зайти, воинам и коням — отдых.
Явились бай Гузир Абашиз и бай Месир, зашел Ильдар Хамзаят.
Шамат спросил у Абашиза:
— Где Каплат, Баглар?
Абашиз вздохнул:
— Нет их больше. Баглар погиб в атаке, а Каплат…
Абашиз рассказал о «волчьей» яме.
— Таких ям проклятые поляне нарыли у берега и схоронили так, что мы их не заметили.
Шамат покачал головой:
— Ладно, Баглар, он хоть, как воин, в бою пал, а Каплат попал в яму, как зверь неразумный. Плохая смерть. Душе его плохо придется. Сколько у тебя осталось людей?
— Полусотня, не более.
— Полусотня… Сотня у Каира, полусотня у Месира. Две сотни осталось. Из пяти. А полянам хоть бы что. Тяжкий путь назад предстоит нам, баи.
— Что поделать, так случилось.
— На мне вина. В ауле будете нового вождя выбирать.
Сказав это, Шамат внимательно посмотрел на баев и десятника личной охраны.
Абашиз воскликнул:
— О чем ты говоришь, бек? Твоей вины в неудаче нет. Если и есть виновные в том, что мы проиграли полянам, то это все мы — баи-сотники. Разве я не прав?
Все единодушно ответили:
— Так, бай Абашиз.
— Благодарю, мои верные баи, — опустил голову Шамат, изображая удрученность, но на самом деле радуясь словам своих подчиненных. Его поддержали влиятельные баи. Значит, власть в племени останется за ним. Это теперь главное.
Он поднял голову:
— Нельзя нам говорить в Хазарии, что побили нас три рода полян. Иначе нас всех ждет позор. Надо представить так, будто наше возвращение с огромными потерями — удача великая, так как у городища нас будто встретили не мужики, а большая, в тысячу воинов, рать здешнего воеводы. И мы сумели выстоять. Мы разбили полян, но и сами потеряли много воинов. Если скажем так, будет нам почет и слава, а правду не узнает никто, если только не проговорятся воины. Их надо научить. Если не желают позора, пусть рассказывают дома о большом сражении. Потом все забудется, и мы вернемся сюда, пополнив наши сотни. Мы вернемся и разорим это городище до основания. Поляне ответят за свою дерзость. Что скажете, баи?