— Да.

Он увидел, как девушка закусила губу, обдумывая вопрос, вертевшийся на языке. Он догадывался, что она сейчас спросит, и не хотел отвечать. Но и уйти, не объяснившись, он тоже не мог.

Эта женщина заслуживает честности, пусть даже для него самого это станет еще одной раной.

Но вот Тая вскинула на него сосредоточенный взгляд. Ее губы шевельнулись, произнося роковые слова:

— Ты любил ее?

От этих слов его сердце сжалось. Крейн стиснул челюсти, чувствуя, как в кожу ладоней впиваются ногти, а на висках проступает черная чешуя — признак эмоций, хлещущих через край.

Любил ли? О, да. Так, как могут любить только драги. Но вряд ли найдутся слова, чтобы передать всю глубину этих чувств.

Как объяснить человечке то, чего она никогда не узнает и не почувствует в силу своей расовой принадлежности? Как можно описать чувство, что выжигает тебя изнутри, будто огонь? Как описать отношения, в которых ты и твоя женщина становитесь единым целым, с одним дыханием, одними чувствами и желаниями на двоих?

И как описать ту боль, что испытываешь, когда теряешь все это?

Теряешь по собственной вине…

Да и нужно ли этим делиться?

Сглотнув слова, уже готовые вырваться наружу, он молча кивнул.

Тая слегка побледнела. Потом к ее щекам прихлынул румянец. Опустив взгляд, девушка начала нервно теребить свои рукава.

Это был хороший момент, чтобы уйти и избежать дальнейших расспросов. Он ведь сказал уже все, что хотел. Все, что ей нужно знать, чтобы сделать выводы и держаться подальше.

Но едва Крейн развернулся к дверям, как ему в спину долетело тихое:

— Расскажи о ней. Что случилось?

Он замер, чувствуя, как напряжение сковывает его плечи. Не оборачиваясь, качнул головой:

— Вряд ли ты хочешь это узнать.

Тяжело, точно преодолевая сопротивление воздуха, поднял руку и сжал холодный металл дверной ручки.

Крейн понимал, что должен уйти. Немедленно. Сию же секунду. Но что-то внутри него умоляло остаться и рассказать. Выплеснуть из себя застарелую боль, поделиться с этой женщиной… пусть даже она не поймет его и отвергнет.

Да, пусть возненавидит его. Так будет правильно. Справедливо.

Он медлил, раздираемый противоречивыми чувствами.

За его спиной раздались мягкие шаги, и маленькая теплая ладошка легла между лопаток.

— Не уходи… — Тая шепнула это, обхватывая его руками за талию и прижимаясь всем телом, насколько позволял живот. — Не хочешь говорить об этом, не говори. Только не уходи. Останься.

— Ты не понимаешь, — отозвался глухо, чувствуя, как перехватывает дыхание от ее признания и этих невинных прикосновений. — Я не хочу, чтобы ты пострадала… из-за меня.

— Пожалуйста.

Несколько секунд они так и стояли: он, вцепившись в дверную ручку, она — прижавшись к нему. Ее руки были маленькими и слабыми, он мог бы разорвать объятия одним движением пальца… Но почему-то не спешил это сделать. Просто стоял, впитывая отголоски ее эмоций, доносившиеся через призму восприятия младенца: сострадание, нежность, тепло.

Она его не боялась, не испытывала предубеждения. Наоборот, тянулась к нему так, словно он был ее единственной защитой и опорой от внешнего мира.