А вскоре и колонна пошла. Длинная, видимо сразу несколько колонн, и вот мы, запустив двигатель, и успели вклиниться в просвет, двигаясь с ними.

– Скоро рассвет, – посмотрев на часы, сказал я. – Меньше часа осталось.

– Скоро встанем, – посмотрев на показания датчика бака, сообщил Бабочкин. – Мост мы уже проехали.

– Хорошо, теперь поглядывай по сторонам. Увидишь технику, сообщи. Остановимся.

– Есть.

Бойцы в кузове кутались в шинели, так-то они были в телогрейках зелёных армейских, но в открытом кузове всё же холодно, поэтому, отобрав четыре более-менее целые шинели диверсантов, вот так ими грелись. На ходу ветерок выдувал всё тепло. Поэтому, когда сержант приметил силуэты какой-то техники и остановился, оба сразу покинули кузов, разминая руки и ноги, чтобы согреться. А техника оказалась не битой, колонна остановилась на марше. Спят они. Вот ведь люди, неужто не понимают, что ночь самое то для переброски резервов? Сразу видно, новая часть, ещё не понимают, что ночь – спасительница для наших от вражеских налётов. Ничего, немцы быстро научат. Идиотизм не лечится, но хоть правила войны усвоят. У меня документов не было, поэтому я Бабочкина отправил договориться поделиться бензином. Тот нашёл дежурного, даже не командира, а разводящего охраны колонны, и тот лишь руками развёл. Без приказа не может. Пришлось командира колонны поднимать. Пусть у Бабочкина и были документы на сержанта дивизии НКВД, серьёзные, тот ни в какую. Тогда к командиру в звании старлея подошёл один из осназовцев и что-то прошептал ему на ухо, показав бумагу. Бензин сразу нашёлся, и даже две канистры. Сорок литров не так и много, но хоть что-то. А этому старлею, кстати, командиру дивизиона трёхдюймовок второй стрелковой дивизии, что тоже формировалась в Москве, был дан совет двигаться дальше немедленно, иначе днём их немецкая авиация встретит. Думаете, послушался? Как же, снова спать завалился. А мы перелили бензин в бак и вернули канистры, это дефицит, и, дождавшись следующей колонны, пристроились к ней и покатили дальше. Да, пока мы бензиновыми делами заняты были, бойцы попросили тент вернуть, ночью изрядно похолодало и в открытом кузове было неуютно. Подумав, я дал добро, но не весь кузов закрыть, а переднюю часть за кабиной, чтобы сделать полуфургон, это тоже сказывается на изменении облика. Так и сделали, пусть часть тента свисала, но хоть что-то.

К железнодорожной станции мы не поехали, а когда до неё осталось километров тридцать, свернули и, поплутав по просёлочным дорогам, выехали к МТС, тут ремонтный батальон развернулся, армейского уровня, чинил машины автобатов, разную бронетехнику. Один из бойцов и Бабочкин прогулялись и позвонили нужному абоненту, контакт у них был. Сообщили, что произошло и где мы находимся. Мол, будем двигаться также на колёсах, это я решил. Пусть по постам передадут, что-такую-то машину под таким-то номером останавливать не нужно, свои едут. Пока мы были в рембате, то нам осмотрели машину, восстановили тент, провели профилактику, заправили и даже выдали дополнительную канистру. За это я паре командиров подарил парабеллумы, а их особисту – вальтер. Тот вокруг нас после звонка из особого отдела фронта чуть ли не на цыпочках ходил. Нас тут ещё в столовой горячим покормили. Трофеи я отдавать не стал, хотя вооружение и имелось, мало ли пригодится. А перед выездом примчался с выпученными глазами особист рембата. Срочно к телефону, причём товарища Суворова требуют, то есть меня.