– Я так и понял. А сам где служишь? Про Ольгу я в курсе, один раз чуть с ней нос к носу не столкнулись, я ночевал в том же доме, где она на постое. Пришлось делать вид, что сплю, чтобы та позавтракала и ушла. На волоске висел.

– А почему не вышли? Ольга бы обрадовалась.

– После того случая я решил, что раз майор К. погиб, нужно начинать сначала. А в дом я возвращаться и не собирался, оттого и завещание написал. Я же был уверен, что если вас не ликвидировали, подчищая тылы, то спрятали в такую тьмутаракань, что свет вы уже не увидите. А тут такая встреча. Повторно подставлять не хотел, тем более я с этой войны возвращаться и не собирался. Думал, отвоюю, где то болото находится, помню, и попробую вернуться обратно, вдруг канал сработает? Тут у вас мне не понравилось. В том мире, где я со Сталиным общался, учился и сам помогал Советскому Союзу, там всё настоящее, там мне нравилось, там жили настоящие коммунисты. А тут нет, картонное всё, гнилое, и коммунистов почти что и нет. Был один, комиссар нашего батальона, да и тот погиб. В общем, уйти я решил. Да и сейчас, откровенно тебе скажу, ещё не передумал. У меня бабушка там одна осталась, как она сейчас?

Мы несколько минут молчали, дорога всё ещё пуста была, время пообщаться имелось. Поэтому, вздохнув, я повторил:

– Так что там у вас? Как остальные парни? Как Лосев? Рана всё же не лёгкая была, вполне серьёзная.

– Со мной нормально. – Я не видел, но почувствовал, как сержант пожал плечами. – Ваше представление на звание мне подтвердили. Наградили даже, медалью «За отвагу» и орденом Боевого Красного Знамени. Только в поездку взять не разрешили. Перевели в дивизию Дзержинского, ОМСДОН. Она механизированная, получил назначение командиром броневика. Пушечный у меня. Проходили службу, охраняя важные объекты Москвы. И вот вызвали. Остальные парни у немцев в тылу остались, когда вас раненого на самолёте вывозили, партизанский диверсионный отряд был организован. Мы пока в окружении сидели, много о вас хорошего от бойцов коммунистического батальона слышали. Приятно было слышать, что командир всё так же отлично воюет. А уж как вы мост взорвали, песня.

– А петлицы почему танкистов?

– Для маскировки, у нас в роте у всех такие.

– Ладно, давай про Лосева, а потом и Ольгу.

– Лосев тоже у нас служит, ротный старшина в моей роте. Недавно из госпиталя выписался, буквально за несколько дней до того, когда о вас информация пришла. Наградили его такими же наградами, как и меня, и старшину подтвердили. Тоже подписку о неразглашении взяли. Ох, сколько нам писать пришлось, сколько подписок давать. Ольга в госпитале работает, ей орден Красной Звезды дали. Отец её жив, воюет, частями своими командует. Это она сказала, когда мы встречались перед поездкой, спасибо просила передать, там чудом до окружения не дошло, успели отбиться и части вывести.

– Это хорошо, что у вас всё благополучно. Действительно радует, – вздохнул я.

– А сами как? А то я подробностей не знаю.

Я начал описывать, как очнулся в самолёте, от раны лишь шрам остался, ну и что дальше было. Бабочкин только крякал и в восхищении крутил головой, но слушал внимательно, изредка громко сопя от возмущения, что это всё без него происходило. Летели на двух самолётах, и они на втором были, он как раз благополучно достиг цели. Я успел описать всё, включая случай в Киеве, как мне зубы выбивали, где Бабочкин удивился, он не заметил, чтобы у меня была щель, но потом, вспомнив о быстро заживавшем ранении, замолчал. Ну и то, что у меня имеется зуб, правда выбитый, на НКВД, тот тоже понял. Правда, ничего не сказал, видимо решив, что со временем отойду. Ну, это вряд ли, уж я-то себя знаю.