В тишине за окном наконец-то раздался долгожданный сигнал Белой розы и вслед за ним возбуждённый шёпот:
– Ева-Лотта, у тебя есть еда для нас?
– Хоть отбавляй, – ответила Ева-Лотта и стала быстро просовывать между досок бутерброды, холодную картошку, жирные куски колбасы и ветчины.
Мальчики сразу же набросились на еду, даже «спасибо» ей не сказали. Было слышно лишь их довольное чавканье и урчанье. Ведь только теперь они в полной мере ощутили, насколько были голодны. Они поглощали лакомые кусочки с таким неистовством, что глотали их почти не жуя.
Наконец, с трудом переводя дух, Калле пробормотал:
– А я и забыл, что еда может быть такой вкусной.
Ева-Лотта улыбалась в темноте, счастливая, словно мать, дающая своим изголодавшимся детям хлеб. Она оживилась:
– Ну, сыты вы теперь?
– Да, почти… правда… – с удивлением отметил Андерс. – Такая вкуснятина…
Калле прервал его:
– Ева-Лотта, ты знаешь, где профессор?
– Его заперли в доме на скале, который ближе всех к морю.
– А Расмус тоже там?
– Нет, Расмус здесь, со мной. Он сейчас спит.
– Ага, я сплю, – послышался голосок из темноты.
– Так ты, значит, не спишь? – удивилась Ева-Лотта.
– Разве можно спать, когда рядом кто-то жуёт бутерброды и так громко чавкает, – сказал Расмус.
Он тихонько подошёл к Еве-Лотте и забрался к ней на колени.
– Ой, это Калле и Андерс пришли! – обрадовался он искренне. – У вас будет война? Пожалуйста, можно и я буду Белой розой?
– Если только не проболтаешься, – сказал Калле тихо-тихо. – Может, ты и станешь Белой розой, если обещаешь никому не рассказывать, что видел нас.
– Ага, – ответил Расмус с готовностью.
– Ни слова Никке и вообще никому, что мы были здесь, понял?
– А почему? Никке не понравится?
– Никке не знает, что мы здесь, – объяснил Андерс. – И не должен знать. Никке – похититель детей, понимаешь?
– А эти похи… похитители, они добрые? – поинтересовался Расмус.
– Да нет, не очень, – ответила Ева-Лотта.
– А по-моему, всё-таки добрые, – убеждённо сказал Расмус. – Никке добрый-предобрый. А почему похитителям нельзя знать секреты?
– Потому что нельзя, – отрезал Калле. – И ты никогда не станешь Белой розой, если не умеешь держать язык за зубами.
– Умею, умею! Я буду молчать! – живо откликнулся Расмус.
Он был готов молчать до конца дней своих, только бы стать Белой розой.
Вдруг Ева-Лотта услышала тяжёлые шаги за дверью, и от испуга сердечко её заёкало.
– Бегите! – шёпотом крикнула она друзьям. – Скорее, Никке идёт!
Через минуту в замочной скважине повернулся ключ, и комнату осветил луч карманного фонарика.
– С кем это ты разговариваешь? – подозрительно спросил Никке.
– Догадайся с трёх раз. Сидим мы здесь, Расмус да я, и ещё я да Расмус. Обычно я сама с собой не разговариваю. Ну, догадался теперь, с кем?
– Так ты же похититель, а похитителям секреты не рассказывают, – сообщил Расмус участливо.
– Послушай, ты! – Никке с угрожающим видом шагнул к Расмусу. – Теперь и ты туда же? Похитителем меня обзывать вздумал?
Расмус ухватился за его здоровенный кулак и доверчиво посмотрел в его разъярённое лицо.
– А по-моему, похитители добрые, разве нет? – стал уверять он. – Ты ведь, милый Никкенька, добрый…