За долю секунды он оказался передо мной, навалился, плотно прижав к стене, и вцепился в мои плечи так больно, что я вскрикнула. Его взгляд, обычно спокойный и равнодушный, пронзил меня насквозь, будто он готов был убить меня прямо сейчас.

– Ты должна была позвонить мне! А потом могла делать все, что угодно! – рявкнул Фил прямо мне в лицо.

Ну что я могу сказать? Да, мне следовало ему позвонить. Сразу, как только мы расстались с Питером. И пока я бежала три квартала к своему дому, на один звонок вполне хватало времени. Об этом мы и договаривались. Но после всего, что случилось на крыше, мне, черт побери, было совершенно не до звонков. Да мне это в голову не пришло!

– Я забыла, – с трудом выдавила я и заставила себя взглянуть ему в глаза. – Прости.

Сказать «прости» было сложно. Я не чувствовала вины. Я чувствовала, что мною играют.

Фил моментально отстранился, выпустив меня из рук, и я чуть не осела по стенке, лишившись пусть болезненной, но все же опоры. Он снова в ярости мерил гостиную шагами, словно пытаясь избавиться от той злой, опасной энергии, которую был готов выплеснуть на меня но, кажется, передумал. Он сделал круг по комнате, остановился напротив и, уставившись мне в глаза тем же диким взглядом, спросил:

– Он что-то с тобой сделал?

А вот на этот вопрос у меня не было ответа.

Нет, он был. Питер со мной что-то сделал. Но стоило ли о таком рассказывать Филу, я не понимала. Не приведет ли его мой рассказ в еще большую ярость? Может, потому я и забыла отчитаться о свидании? Может, я просто не хотела, чтобы он узнал?

Отвечать не понадобилось. Кажется, ответ Фил прочитал на моем лице. Снова схватил меня за плечи так крепко, что я подумала: обязательно останутся синяки.

– Сделал, – сказал он, теперь утвердительно.

Наверное, следовало что-то сказать, но я лишь сжалась у него в руках, словно стараясь спрятаться, занимать как можно меньше места. И все-таки под его требовательным взглядом не ответить ничего я не могла и испуганно кивнула. Никогда еще я не чувствовала себя настолько беззащитной.

Впрочем, не так. Перед Филом я всегда чувствовала себя беззащитной, с самого первого мгновения, когда мы столкнулись. Но сейчас, в этом дурацком розовом халате (ничуть не сексуальном, полинявшем и старом), в пушистых тапочках и с мокрыми волосами я была уязвимой вдвойне и втройне.

И я сделала то, чего никак не ожидала от себя, и то, чего делать точно не стоило, но вряд ли в тот момент я могла соображать, что стоило, а что не стоило делать.

Привстала на цыпочки, ухватившись за лацканы пиджака, и поцеловала Фила прямо в изогнутые от гнева губы.

Сначала едва коснулась, а потом, испугавшись, что он снова скажет мне какую-нибудь гадость, продолжила поцелуй, словно рассчитывала, что он никогда не закончится, и нам не придется говорить.

В первое мгновение Фил замер от неожиданности, а потом ответил – напористо и жестко. Врываясь языком в мой рот, почти насилуя. Это был поцелуй-пытка, поцелуй-наказание. Сильные руки сомкнулись у меня за спиной, Фил вжимал меня в себя так, что не хватало воздуха, я боялась задохнуться, а он словно и хотел, чтобы я задохнулась.