Но говорить мне ничего не собирается. Он вообще мало о чем мне говорит.
За ужином никто из нас не проронил ни слова, и возникшее молчание начинало тяготить. Я украдкой посматривала на Фила, и меня почему-то не переставала преследовать одна и та же мысль.
Мы не увидимся больше.
И хотя это должно было меня радовать (в конце концов, без него мне будет куда проще), но радоваться не получалось. Наоборот, мысль о том, что я не увижу Фила, отдавалась внутри саднящим чувством потери.
«Ты сама не знаешь, чего хочешь», – сказала бы разумная и рациональная Мэг, если бы ее половинке – неразумной и непрактичной Мэг – пришло в голову поделиться с ней своими мыслями. И, наверное, была бы права.
Я запуталась, совершенно запуталась.
Наконец я отложила приборы в сторону и вопросительно поглядела на Фила. Не потому, что почувствовала себя сытой. Просто, по моим подсчетам, я ела достаточно долго. Наверное, я уже не голодна.
На меня вдруг накатило невероятное безразличие. Я даже не пыталась предугадать, что он сделает дальше. Отправит меня домой? Начнет расспрашивать о Питере и о нашей сегодняшней встрече, решив, что я уже достаточно пришла в себя? Прикажет раздеться и продолжит изучать, как я реагирую на него? А может быть, придумает что-то еще.
С ним никогда невозможно угадать.
Я была готова принять что угодно, словно речь уже шла не о моей жизни, а о чьей-то чужой. И совершенно не удивилась, когда Фил сказал просто и обыденно:
– Ты сегодня останешься здесь, я отвезу тебя домой утром.
И снова я пожала плечами.
Наверное, следовало уточнить подробности.
Что он имел в виду?
Выделят ли мне комнату, или «останешься здесь» на самом деле означает «останешься со мной».
Впрочем… Зачем. Если Фил захочет получить меня – он получит. Уже получил. Просто пока не решил, стоит ли воспользоваться этим приобретением.
Я послушно поплелась за Филом, когда он встал из-за стола. Пройдя по коридору и дважды свернув, мы оказались в комнате с огромной кроватью и дверью в ванную.
Фил достал из шкафа белоснежную рубашку и протянул ее мне.
– Вот, можешь спать в ней.
Я нервно хихикнула. Забавно, это, наверное, сама дорогая вещь, которая когда-либо была на мне надета. И ей предстоит выполнять роль пижамы. Я снова ничего ему не ответила, так и застыла в нерешительности с чертовой рубашкой в руках. Он, вообще, выйдет, чтобы дать мне переодеться? Или теперь это не имеет уже никакого значения?
Но он решил все за меня.
Ловко расстегнув пуговицы, снял с меня халат. Кожа мгновенно покрылась мурашками. Я ждала его прикосновений. Но их не последовало. Он так же быстро и легко, словно делал подобное каждый день, надел на меня рубашку. И застегнул пуговицы.
На этот раз в его взгляде не было похоти, не было того ледяного огня, что обычно появлялся, когда Фил смотрел на меня. Что значило новое выражение его лица, я не поняла. Да и не пыталась понять.
Фил подхватил меня на руки и уложил в кровать. Поправил одеяло. Посмотрел, словно что-то хотел сказать, и передумал. Направился к выходу.
А я поняла, что не хочу. Не хочу оставаться одна в этой огромной спальне, в этой огромной кровати.