– Сладкая, моя сладкая…

Темп ускоряется, толчки становятся интенсивней, требовательней. Крик, довольный, утомленный, с толикой надежды на продолжение. Крик, выплескивающий всего одно слово:

– Михаэль!

– Да, – обещает он, сжимает ее грудь по-хозяйски и вкушает удовольствие с протяжным стоном. Усмехается. – Неплохо для разминки.

Поворачивает ее лицом к себе, всматривается в затуманенные глаза первой зелени, целует подрагивающие губы и ставит условие:

– Ты кончишь еще раз. Сама. Ты покажешь, как трогала себя, пока меня не было.

Он оттесняет ее к кровати, толкает, садится рядом, разводит ее ноги, любуясь бутоном женственности, и ждет. Мэри тянет всего минуту, пряча взгляд, но руки ее уже прикасаются к клитору, пальцы повторяют привычные движения.

Он надеялся, что чаще она выбирала свои руки для удовлетворения, а не любовников. Надеялся, но не верил. Но принимал ее, потому что не мог изменить прошлое.

Она изогнулась, и опустилась на простыни. Молча. Без него молча и так быстро… Ревность почти притихла, и чтобы убить ее в зародыше, он отдает новый приказ:

– Это последний раз, сладкая, когда ты получаешь удовлетворение без меня.

Нависнул над Мэри грозовой тучей, погладил по щеке.

– Ты выкрикнула мое имя, – похвалил. – Заставь меня выкрикнуть твое.

Член остановился напротив ее полуоткрытого рта.

– Возьми его в рот, – приказ-просьба. – Соси так, будто голодала неделю, будто он – то, без чего ты не можешь жить. Пусть он войдет в горло глубоко, чтобы ты могла только хрипеть мое имя. И когда твой язык будет прикасаться к пище, ты будешь вспоминать мой вкус. Узнай, какой я на вкус, сладкая. Позволь показать тебе.

Мэри открыла рот, и язык ее начал танец на толстой головке, а после она вобрала его почти до основания.

– Святые небеса! – выдохнул Михаэль, сделав выпад. Она посмотрела ему в глаза, ускорила темп, – все, как ему нравилось, – и, вопреки приказу, вопреки предупреждению, просунула руку себе между ног. – Мэри!

Ее глаза радостно блеснули, рука вернулась к его бедру.

– Еще! – простонал Михаэль, напирая. – Глубже!

Она застонала и взяла еще часть. Михаэль потерялся среди Ангелов, эта женщина – его суть в ином обличие. Ненасытная, страстная. Он ее без остатка…

Михаэль схватил Мэри за волосы, оторвал от члена, невзирая на недовольство, лег сверху, припечатывая к кровати, к своему телу, нетерпеливо насадил на себя.

– Ты его подготовила, – сказал, перенеся вес на свои руки. – Теперь лети.

– Ты… – она повела бедрами и спросила первую глупость за время их знакомства. – Ты… Боже… снова… выдержишь?

Михаэль рассмеялся.

– Вопрос в другом сладкая: выдержишь ли ты?

И начался полет, во время которого Мэри шептала:

– Нет, не могу!

И тут же меняла решение:

– Не останавливайся!

А после обмякла в сильных руках и за все золото мира не была готова открыть глаза. Но когда Михаэль попросил об этом, устало приподняла ресницы. Графа окутало зеленое облако, темное, пресыщенное, неповоротливо-ленивое.

– Да, – он утолил эго, – теперь спи.

Мэри свернулась клубочком, и уснула. Кажется, подчиняться этому самодовольному графу, не так уж плохо – успела мелькнуть мысль. А после исчезла Англия, Лондон и любовник из девятнадцатого века. Она стояла, прислонившись к кирпичной стене незнакомого дома, и бессмысленно смотрела, как бомж копошится возле большой картонной коробки. Луна заменяла фонарь в этом квартале, и ее свет показал лицо бездомного. Бьянка!