Вдова Монтьель спросила, чем вызваны эти меры. Она отчаянно грызла ногти.
– В указе ничего не сказано, – ответила кухарка, – но все говорят, что из-за листков.
– Чуяло мое сердце! – воскликнула повергнутая в ужас вдова. – Смерть с косой пришла в городок!
Она послала за сеньором Кармайклом и одновременно, повинуясь силе более глубокой и древней, нежели минутный порыв, велела достать из чулана и принести к ней в спальню кожаный чемодан с медными гвоздиками, купленный Хосе Монтьелем за год до смерти для его единственного путешествия. Она вытащила из шкафа два или три платья, нижнее белье и туфли и сложила все в чемодан. Собирая чемодан, она почувствовала, что начинает обретать полнейший покой. Сколько раз она мечтала о покое, представляя себя далеко-далеко от дома и этого городка: в комнате с очагом и небольшой терраской, где растет майоран в глиняных горшках, где только у нее есть право вспоминать о Хосе Монтьеле и одна забота – ждать вечера следующего понедельника, когда от дочерей придут письма.
Вдова сложила в чемодан самую необходимую одежду, ножницы в кожаном футляре, пластырь, пузырек йода, принадлежности для шитья, туфли в картонной коробке, четки и молитвенники – и ее уже мучила мысль, что она берет с собою больше вещей, чем заповедовал Бог. Она засунула в чулок фигурку святого Рафаила, осторожно уложила его меж тряпок и закрыла чемодан на замок.
Сеньора Кармайкла она встретила в самом скромном из ее платьев. Сеньор Кармайкл пришел без зонта, что можно было истолковать как предзнаменование, но вдова этого даже не заметила. Она достала из кармана все ключи, каждый с биркой, где было напечатано на машинке, от чего этот ключ, и отдала ему:
– Отдаю в ваши руки грешный мир Хосе Монтьеля. Поступайте с ним как хотите.
Сеньор Кармайкл давно со страхом предвидел этот момент.
– Иными словами, вы хотите сказать, – запинаясь, проговорил он, – что поедете куда-то переждать, пока все это кончится?
Спокойно, но решительно вдова ответила:
– Я уезжаю окончательно и насовсем.
Сеньор Кармайкл, стараясь не обнаружить своего беспокойства, коротко рассказал, как обстоят ее дела. Наследство Хосе Монтьеля распродано не было. Юридическое положение многих статей его имущества, приобретенных второпях, самыми различными путями и без выполнения необходимых формальностей, оставалось неясным. До тех пор пока это хаотичное наследство, о котором сам Хосе Монтьель в последние годы своей жизни не имел даже приблизительного представления, не будет приведено в порядок, распродажа его невозможна. Необходимо, чтобы старший сын, занимающий пост консула в Германии, и две дочери, так влюбившиеся в мясные лавки Парижа, вернулись сами или назначили уполномоченных, чтобы те произвели оценку и установили их права. До этого продажа невозможна.
Яркая вспышка, высветившая на миг тьму лабиринта, по которому она плутала уже два года, не поколебала решимости вдовы Монтьель.
– Не важно, – сказала она. – Мои дети счастливы в Европе, и им нечего делать в этой, по их словам, стране дикарей. Если хотите, сеньор Кармайкл, можете собрать все, что найдете в этом доме, в один большой узел и бросить свиньям.