– Лепаж, доклад! Лепаж, Барбус, немедленно отзовитесь! – надрывался Жагров.

Катапультироваться не получилось.

Полсотни километров до Керсаспа-Центрального дались мне тяжелее, чем вся война и весь Глагол.

«Дюрандаль» горел, как факел. Я считал секунды до того момента, когда изволят взорваться баллоны с воздухом.

Или что-нибудь еще.

Когда машина уже катилась по полосе, взрыв все-таки прогремел.

Остаток посадочного пробега я проделал в закрутившемся огненным волчком обломке носовой части.

Я лежал на боку, вокруг меня плясали языки огня, в единственном уцелевшем встроенном патроне заканчивался воздух. Температура внутри скафандра приближалась к шестидесяти градусам.

Двигаться я практически не мог, потому что сервоприводы «Гранита» все-таки не выдержали последнего испытания. К тому же я был прикован фиксаторами к искореженному пилотскому креслу.

Меня залили пиродепрессантом и вырвали из раскаленной носовой части вместе с креслом при помощи танка.

Спасибо ребятам из 4-й Новогеоргиевской танковой дивизии, век их помнить буду.

Уложили на землю, выковыряли из дымящегося скафандра.

– Ну, парень, ты даешь… Не родись красивым, а родись счастливым, – сказал мне танкист, один из авторов моего спасения. – У меня такие фотки от твоей посадки остались, дома покажу – закачаются! Адресок части оставь, пришлю.

– Нужны ему сейчас твои фотки, – рассудительно заметил второй. – Слышь, лейтенант, ты ранен?

– Не знаю.

– Значит, нет. Воды хочешь?

– Ага, – выдавил я.

Приняв флягу, я бессовестно выдул все содержимое и только потом спохватился:

– Извини, друг… Не думал, что так мало…

Танкист расхохотался.

– Фляга полная была! Литр!

Его товарищи по экипажу тоже рассмеялись.

– Ты откуда будешь-то, водохлеб?

– Второе гвардейское авиакрыло… Мужики, мне срочно надо к ближайшему флотскому начальнику.

– Садись на броню, довезем. Тут лучше на своих двоих пока не ходить. Где-то автономные снайперки рассованы, не все еще вычистили.

– Только вы сразу свяжитесь со своим комбатом, пусть передаст наверх, в оперштаб, следующую информацию. На вынужденную пришел Пушкин из эскадрильи и-два-девятнадцать. Несколько машин эскадрильи сбиты в квадрате ка-эс-пять-шестнадцать. Нужны спасатели… Кстати, а у вас вертушек нет, случайно?

– Теперь есть, целый полк. А ты правда Пушкин? Или это позывной?

– Правда Пушкин… Может, ваш комбат сам с вертушками поможет? Там мои друзья, сбитые, понимаешь?

– Попробуем. Квадрат повтори, поэт…

Их танк, Т-12, был оборудован кустарным бронекузовом для перевозки лежачих раненых. По всему было видно, что машина принадлежит легендарной дивизии полковника Святцева, которая несколько месяцев, в полной изоляции, сражалась с клонами на Грозном. В таких боях техника часто теряет часть штатного оборудования, зато обрастает кустарными приспособлениями и нечаянными трофеями, которые в армии именуют приладами и приблудами.

Вот бронекузов, в котором меня перевозили, являлся типичной приладой. А приблудой… приблудой, пожалуй, в данной ситуации служил мой закопченный скафандр. Хозяйственные танкисты решили прихватить его с собой и, чтобы не напрягаться с погрузкой, потащили на буксире.