— Как обойдёшься без чар? — спросила Эстер и встала из-за стола. — Ты, конечно, не женского пола и понимаешь всё труднее. Но обойтись без чар невозможно… И, к сожалению, без жертв. О, это так.

Я оскорблённо фыркнул, а она приблизилась, и шелк струился на ней, не скрывая ничего, и завитки, выбившиеся из прически, трепетали так беззащитно. И первым ко мне прилетел запах яблок и ландышей, и звон меди, и стук вынимаемых из печи хлебов, и плеск всех рек мира, и нежно мурлыкнул кот.

— Как обойтись без чар? — спросила она вновь, подойдя ко мне вплотную; я поджал ноги и плотнее укутался в плед, в голову лезли подозрительные мысли. Эстер потрогала точку у меня над губой. Где-то на гранях вселенной неодобрительно кашлянула бабушка.

— Но все же обходятся, — тоненько протянул я.

— Поверь мне — никто… — покачала головой Эстер. — Никто. Даже те, кто позабыл… о жертвах.

— Вот вы все дразните меня тритоном, — отгоняя всякие раскалённые мысли сказал я — И думаете, приятно, когда обзывают… ящерицей за глаза…

— То не яшчерица, — изрекла сидящая около русалки Сусанна, — то обозначение.

— И чьё же? — поинтересовался я, отодвигаясь подальше от пахнущей ландышами Эстер.

— Твоё, — хором сказали женщины. — Оно означает третий, — из своего угла продолжила Сусанна. — А также последний. Или печальный…

— Я так рад, — бесцветно заявил я. — Заметьте, ни одного нормального ответа. Это женские чары и есть?

— Воистину талант, — проворковала Эстер. — Ты схватываешь на лету. На основные вопросы ответ тебе даст наша говорливая Геленка, как заварившая всю кашу. А нам — гостям, пора бы и честь знать. И она встала. Звякнули её серёжки. Я отвернулся. На стуле грязным комом лежала моя одежда.

— Где мой рыцарь? — властно спросила именующая себя Звездой у Сусанны. — Он дышит, — угодливо сообщила та, а я ощутил укол ревности. На полу, рядом с бледными кузенами и воскового оттенка тётками, возлежал молодой мужчина невысокого роста, жутко израненный, изодранный и заботливо забинтованный. Около него восседала Анаит и явно боролась с желанием мурлыкнуть.

— Это… кто… брелок? — не веря себе, поинтересовался я.

— Это храбрый воин, — обернулась ко мне Эстер, — он пролил кровь за тебя, так что не насмехайся… негоже.

Она улыбнулась и… конечно же стукнула каблуками, одним о другой.

— Тавтология, — сообщил я пеналу. — Срисовала картинку! Тоже мне…

Многострадальная кухонная дверь разверзлась и пропустила довольно громоздкое сооружение: сияющую золотом корзину в половину человеческого роста, стоящую на древней и тёмной доске о двух колёсах, сработанных из цельного дерева. Корзину к доске крепили зелёные медные стебли — чем выше к краю, тем больше медь зеленела травою и колыхалась порослью. Повозку влекли задумчивые белые быки, рога их сияли нездешним золотом, копыта оставляли тоненькие светящиеся серебром отпечатки на остатках половичков: с пола донёсся комариный лай.

«Скот в доме, — подумал я, — живём, что в хлеву…»

Анаит и кузина Сусанна положили израненного кро…, то есть рыцаря на повозку.

Сусанна поправила набухающую красным повязку на его голове и тоненько вздохнула.