Честно говоря, один раз фотограф все-таки поймал улыбку Шона. На этой фотографии фигурировал также некто в форме нью-йоркской полиции: темно-синий мундир, фуражка с острым козырьком. Адриано Сотомайор, друг детства Шона Лоренца, с которым тот не виделся целых 22 года. Приглядевшись, Гаспар узнал в бравом служаке паренька-латино с юношеских фотографий из монографии. Он снова вооружился тяжелым фолиантом. Сомнений быть не могло: Сотомайор был когда-то третьим участником граффити-группы «Пиротехники», подписывавшимся Nightshift. За годы он пополнел лицом, былая дерзость взгляда сменилась добродушием, но рубленые черты по-прежнему сообщали ему сходство с актером Бенисио дель Торо.
Гаспар в задумчивости закрыл журнал. Он встал сварить себе еще кофе и вдруг почувствовал острую потребность в алкоголе, от которой был избавлен вот уже сутки. Опыт подсказывал, что надо поторопиться, только так можно было обмануть притаившихся демонов. Он поспешно вылил в раковину все три оставшиеся бутылки отличного вина и все сохранившееся в доме виски. Уже подступили судороги, но он геройски терпел. На лбу выступила испарина, однако опасный момент миновал, он сумел потушить пожар, не позволив ему разгореться. В качестве награды Гаспар вытянул из пакетика со светлым табаком, забытого Маделин на кухонном столе, уже свернутую сигаретку. Клин клином, пресловутый «коэффициент враждебности вещей» Сартра[52], настолько исполненный соблазна, что требуются «годы терпении для достижения самого ничтожного эффекта». Каждый одерживает победы себе под стать.
Зажав в зубах сигарету, Гаспар перевернул пластинку. На обороте был записан неподражаемый старый Джо Муни[53]. Теперь можно было продолжить работу: прочесть кое-какие статейки в новом смартфоне, а потом заняться остальной невскрытой почтой.
Среди счетов его внимание привлекли данные о телефонных звонках. Лоренц звонил мало, поэтому эти счета оказались золотой жилой: они позволяли понять, чем занимался художник в последние дни перед смертью. Некоторые номера были французскими, некоторые американскими. Гаспар принялся обзванивать его абонентов в хронологическом порядке. Отделение кардиологии больницы Биша, кабинет доктора Фитуси, кардиолог 7-го округа, аптека на бульваре Распай… Среди заокеанских номеров внимание Гаспара привлек один: по нему Лоренц звонил два раза, оба безуспешно. На следующий день он набрал его опять, на сей раз не зря. Позвонив по этому номеру, он услышал автоответчик некоего Клиффа Истмена – хриплый, но веселый голос, свидетельствовавший о пристрастии к курению или к виски (скорее, к тому и другому: порокам свойственна парность).
На всякий случай он оставил сообщение с просьбой перезвонить, а потом продолжил разбирать архив Шона и изучать его библиотеку: открывал книгу за книгой, вырезал из монографии некоторые статьи и фотографии, чтобы вклеить их в большой пружинный блокнот – тот самый, в котором собирался писать новую пьесу. Между альбомом Себастьяна Салгаду[54] и комиксом «Маус»[55] обнаружилась старая карта Нью-Йорка, по которой удобно было прикидывать расстояния. Гаспар ставил на ней разноцветные крестики в точках, связанных с расследованием: вот здесь Джулиана похитили, здесь его и мать держали в клетке, с этого моста Беатрис Муньос предположительно сбросила ребенка в реку, на этой станции она покончила с собой…