Маделин запила антибиотики плохим кофе без кофеина и вернулась в отель. Инъекция гормонов, горячая ванна, полбутылки риохи из мини-бара – и немедленный приступ головной боли.

Не было еще десяти вечера, а она уже улеглась и забилась под одеяло.

Завтра предстоял переломный день в ее жизни. Возможно, начнется новый период, существование по новым правилам. Чтобы уснуть с позитивными мыслями, она попыталась представить свое будущее, такое желанное дитя. Но у нее ничего не получилось, как будто ее проект был неосуществим, обречен остаться химерой. Она вступила в борьбу с волной безнадежности, чтобы провалиться в сон от изнеможения, как вдруг перед ее мысленным взором возник четкий образ – прелестное личико Джулиана Лоренца: смеющиеся глазенки, вздернутый носик, светлые локоны, подкупающая детская улыбка.

Снаружи не прекращался потоп.

Гаспар тут же узнал хриплый голос с другого материка: Клифф Истмен, тот, кому Шон трижды звонил за несколько дней до смерти.

– Здравствуйте, мистер Истмен, огромное спасибо, что перезвонили.

Через несколько фраз Гаспар понял, что собеседник – бывший библиотекарь, обычно живущий тихой пенсионной жизнью в агломерации Майами, но сейчас, за три дня до Рождества, застрявший у невестки в штате Вашингтон.

– Восемьдесят сантиметров снега! – не то восторгался, но не жаловался тот. – Движение парализовано, дороги завалены, даже Интернет не пашет. В итоге я скучаю, как дохлая крыса.

– Почитайте хорошую книжку, – машинально посоветовал Гаспар.

– Ничего нет под рукой, а невестка читает всякий мусор: про постель да про постель, сколько можно! Слушайте, я не очень понял, вы кто? Из пенсионного фонда, что ли?

– Не совсем, – ответил драматург. – Знаете такого Шона Лоренца?

– Первый раз слышу. Кто такой?

Старик сопровождал буквально каждое слово громким причмокиванием.

– Знаменитый художник. Примерно год назад он пытался до вас дозвониться.

– Может быть, в моем возрасте с памятью не очень-то… Что от меня хотел ваш Пикассо?

– Как раз это я и хочу выяснить.

Новый приступ чмоканья.

– Может статься, он звонил вовсе не мне.

– Как это?

– После того как я получил этот номер, мне несколько раз звонили разные люди, хотевшие поговорить с его прежним владельцем.

Гаспара охватил радостный озноб. Уже теплее!

– Неужели? Как его звали?

Ему показалось, что он слышит, как Истмен чешет в затылке на том конце беспроводной линии длиной в несколько тысяч километров.

– Прямо так не скажу, дело давнее. Кажется, его звали так же, как одного спортсмена.

– Спортсмена? Этого недостаточно.

Ниточка старческой памяти натянулась до предела. Была опасность ее оборвать.

– Постарайтесь, очень вас прошу.

– Так и вертится на языке… Это легкоатлет. Точно, прыгун, победитель Олимпиады.

Гаспар попытался порыться в своих собственных воспоминаниях. Он не очень увлекался спортом. Когда он последний раз смотрел по телевизору Олимпийские игры, президентами еще были Миттеран и Рейган, Платини забивал штрафные в «Ювентусе», а фильм «Фрэнки едет в Голливуд» возглавлял список из пятидесяти самых популярных. Он для порядка вбросил пару имен: