Я состроил скучающую гримасу, дернул Свету за рукав. Она оборотилась от виселицы, – а?

– Держи стражников, – попросил вполголоса. Света подобралась, я приступил к переговорам.

– Всеслав, ты же не заставишь меня повторять всё сначала? Ты ж не тупой?

– Да, ты говоришь, что в какое-то – ты не говоришь, какое именно – лесное поселение явились люди нашего боярина. – Старшина вновь выразительно взглянул на труп. – Кажется, вопрос исчерпан?

– Горожане ходили грабить не единожды, – я обернулся к толпе, возвысил голос, – и вы все об этом хорошо знаете!

– Но… – попытался возразить старшина, я не собирался с ним спорить.

– Я не буду играть в слова с вашими старшинами! – Обращаюсь к народу. – Я заявляю…

Делаю паузу и, набрав воздуха, кричу. – Вы все грабители и насильники! Все до единого! Порукой моим словам мой меч! Кто из вас, мрази, осмелится оспорить меня в кругу по обычаю предков?!

Народ смутился, глухо зароптал, люди не знают, как на такое реагировать – к правде явно не привычны, да и круг, наверно, давненько не проводился.

– Что ты хочешь от нас? – в спину мне бросил Всеслав.

– То есть ты не возражаешь? – я удивлённо обернулся.

– Возражаю, конечно, – он пожал плечами, – но ты же не станешь слушать возражений. Теперь ты грабитель и насильник!

– И очень этим горжусь! – я усмехнулся.

– Гордыня есть грех большой самый. – Заговорил монах. – Ты хочешь, чтобы город признал вину? Я беру эту вину и буду молить у Бога прощения всегда!

– Хорошо, – охотно соглашаюсь, – тогда и виру платить тебе. Всем обездоленным, что придут сюда!

Монах смешался. Из толпы к Всеславу подбежал холуёк, что-то прошептал на ухо. Тот приосанился. – Ты требуешь суда богов? А сам пришёл в мирное селение и машешь мечом! Ты сказал, всякому обездоленному, что придёт сюда? Давай же подождём первого, кто войдёт в эти ворота, – он указал на ворота в тыне. – Пусть он нас рассудит! Ты согласен на такой суд?

– Согласен! – Крикнул я запальчиво. – Я поклянусь, что приму любое его решение, если вы…, – я обернулся к толпе. – Вы все! Поклянётесь принять этот суд!

Видимо, время поджимало, Всеслав, не разводя более антимоний, поднял вверх руку и проорал. – Клянусь принять решение суда богов! Клянусь подчиниться слову первого вошедшего в эти ворота!

Люди на площади нестройно завыли «клянёмся», толпа заколосилась задранными конечностями – прям как на былинном уже партсобрании.

– Клянусь принять суд богов! – крикнули мы со Светланой, я пристально посмотрел на монаха, типа – а ты?

– Мне запрещено клясться Богом, я просто говорю да. – Молвил торжественно миссионер.

Я не удержался. – А если вошедший скажет тебе отречься от Бога?

Рожу монаха перекосило, а я не унялся. – Так какого ж рожна ты сам припёрся сюда и говоришь отрекаться от богов?

Его глаза полыхнули злобой – узнал врага, родненький. Только зря затеял играться со мной в гляделки, монах отшатнулся к стене, глазки закатились, слабо ополз на пол. «Надо бы сонную проверить», – мелькнула мысль, да некстати отвлёкся на шум – толпа заволновалась, «лесные» ворота медленно открывались. Барабанная дробь… та-дам! На сцену выходит, конечно же…