— Меня в Сегеже хотели исключить из комсомола.

Карандаш в руке Куприянова замер, Власов удивленно поглядел на Андропова, который уже поднимался во весь свой большой рост и, оказавшись впереди девушек, большой и широкогрудый, как бы заслонил их собой.

— Тут вот какое дело, товарищи. Сегежский райком комсомола при личном участии секретаря райкома Семена Зуева проводил вечерние рейды под девизом «За стальную военную дисциплину и строгий порядок в прифронтовом посёлке». Ребята прошлись по рабочим местам разных предприятий и дважды увидели замок на дверях поселковой библиотеки. Не мешкая, вызвали библиотекаря Лисицину на бюро, повели строгий разговор, а товарищ библиотекарь молчит и молчит. Почему очаг культуры не функционирует? Где была? Ответа нет. Ну и пошли солить капусту крупной солью — дезертирство, измена комсомольскому билету, не место в рядах… А когда разобрались всё же, то вроде как благодарность надо Лисициной объявить — ведь она сутками дежурит добровольно в госпитале. Да ещё и от обедов отказывается, дескать, пусть раненым побольше будет. Чайку попьёт с сухариком, и всё. С ног валится, сознание теряла четыре раза. А бои тогда осенью были жестокие, раненых много, негде было положить, в палатках во дворе под осенним дождем горе мыкали. А читателей два-три за вечер приходило, бывало, даже ни одного нету, не до книг тут было. Ты уж извини, Анна, что я рассказал эту историю.

— Откуда вы всё знаете? — едва слышно спросила Аня.

— Ну, это как-нибудь я тебе потом скажу. Мы ведь тебя на важнейшую работу позвали, нам всё положено знать. Кстати, этот эпизод, Анна, сыграл решающую роль, когда мы в ЦК комсомола утверждали твою кандидатуру для подпольной работы.

Куприянов вышел из-за стола, молча пожал подругам руки и, широко улыбнувшись, сказал:

— Конфетами вас угостить на прощанье, что ли? Погодите, кажется, что-то осталось в моём «буфете». До отъезда в Москву видел будто.

Он пошёл к тёмному платяному шкафу, стоявшему в далёком углу, покопался там на нижней полке, нашёл серый кулёк, заглянул в него.

— Вот подушечки мятные. Немного осталось. Возьмите в дорогу, посластитесь. Не бог весть какой гостинец, конечно. Нашим мужчинам я из Москвы папирос знаменитых привёз, а вот для слабого пола…

— Не такой уж мы слабый пол! — вспыхнула Марийка.

— А как там Москва? — перебила её Анна.

— Живёт Москва, трудится столица. Светомаскировка, военных на улицах много. Но всюду порядок, дисциплина. Ну что ж, пора прощаться. Давайте поручкаемся — и в добрый путь, дочки, в добрый путь.

Большая белая луна изредка проглядывала сквозь толстые, мохнатые тучи, и тогда казалось, что лужи кипят от дождя.

Андропов, накрывшись армейской плащ-палаткой, шёл, выбирая сухие места, и всё же его большие сапоги то и дело громко шлёпали по мокрой дороге.

— Стой, кто идёт?

Патруль вырос так неожиданно, что Андропов вздрогнул.

— Предъявите документы.

Андропов откинул плащ-палатку, полез в карман гимнастерки. Узкий луч фонарика скользнул по его лицу, по рукам, опустился ниже — нет ли оружия — и наткнулся на жёлтую лакированную деку гитары.