После этого Аня подробно рассказала о разгроме немцев под Москвой, о том, как тыл помогает фронту, как храбро сражаются на суше, на море и в воздухе наши бойцы, как уверенно держится Ленинград, как смело воюют партизаны Украины, Белоруссии, о первомайском обращении к народу Верховного Главнокомандующего.

— Земля горит под ногами у захватчиков, — подхватила гневно Мария, — куда бы ни ступили фашисты, их ожидает презрение и ненависть всех людей. История показывает, что наш народ всегда сбрасывал угнетателей.

— Знаете, какой сейчас там у нас лозунг? — перебила её Анна. — Враг будет разбит, победа будет за нами! А какую песню поём, знаете?

И Анна тихонько запела, Марийка тут же подхватила, взмахнула рукой.

— Поём ещё «Синий платочек», «Огонёк»…

— Коли так, — сказал, улыбаясь, отец, — наладьте им на чердаке мягкую-премягкую постель, там сенцо есть свежее, старые тулупы поднимите, одеяло моё ватное дать им, два рядна, чтоб сено застелить, подушки, надо, чтоб согрелись, успокоились. Вы, поди, и не спамши-то? Пусть идут, завтра наговоримся.

— Дождь-то льёт, будто из ведра, все дни, как же вы, милые, не захворали, где хоронились? — опять заплакала мама.

— Мы привычные, такая у нас работа, — ответила Марийка. — Война закалила, мы теперь как сталь. Целый месяц к вам добирались. Только никому про нас не говорите, ни своим, ни чужим.

— Укладывайтесь все, а мы с Настенькой посидим, — твёрдо сказала Анна. — Тебе на окопах когда надо быть?

— Завтра. Да я задержусь, если пользу вам сослужу, а там совру, придумаю.

Плотно занавесив окно на кухне, прикрутив до самой малости фитиль лампы, они устроились под столом, раскинув на полу два полушубка, которые молча принёс отец из кладовки. Аня расспрашивала, Марийка записывала карандашом меж строк газеты условными обозначениями, потом записи делала Аня. Сон как рукой отогнало, удивлялись, откуда брались силы.

— Сведения-то какие достаём! — то и дело вырывалось у Маши. — Красная Армия тебе огромное спасибо скажет, Анастасия Михайловна. Любушка ты наша, дорогая, ненаглядная.

— Ты больно спешишь, Настенька, — говорила Анна. — Вспоминай всё точно. Вознесенье наших командиров крепко интересует, давай ещё раз всё повторим — где орудия, где блиндажи, где на поле мины поставлены, где какие укрепления, где сколько солдат стоит в сёлах. Только не ошибись, сестрица.

До самого утра расспрашивали они Настю. Прощаясь, собирая вещички, Настенька, махнув рукой — была не была! — отдала им свой пропуск на проезд от Вознесенья до Петрозаводска.

— Чую, вам пригодится, а я выкручусь. Потеряла — и весь сказ. Ну, в карцер посадят, так ничего — молодая, вытерплю.

…Впервые за многие дни они спали спокойно. Проспали весь день до вечера, тормошила их Мария Ивановна обедать, да так и не разбудила. Отсыпались за все дни лесных скитаний.

На следующий день Мария Ивановна, истопив печку, нагрела воды, и девушки помылись. Хотелось в баньку, попариться, понежиться на полках, да отец сказал веско — нельзя, вдруг кто заприметит. Аня помылась-то быстро, а вот ноги парила долго. Мама, как увидела, так всплеснула руками. Ноги опухшие, красные, левая растёрта до крови — теперь Марийка поняла, почему последние дни Аня прихрамывала, старалась идти позади, почему во сне постанывала и подтягивала под себя левую ногу.