За окном появилась тень.

— Кто есть? — спросили по-вепсски.

— Мама, это твоя Аня пришла.

Окошко распахнулось, из него выглянула Настенька.

— Ты ли это, сестрица?

— Я, милая, я, только тише и лампу не зажигайте.

Анна вошла в сени, путаясь в половиках, бросилась к Насте, а за ней уже различила протянутые мамины руки.

— Аня, моя Аня! — запричитала мама.

— Мамушка, тише, тише. Не надо плакать, я живая. Вот я тут вся. Мы пришли ненадолго, побудем, да и пойдём.

— Куда ты пойдёшь? — застонала мама и вдруг повалилась с табуретки мягким кулем.

Аня с Настей положили её на кровать, взбили повыше подушку.

— Сомлела от радости. Так ты не одна, Аннушка? — спросила Настя.

— Со мной подружка из Пряжи. В бане она. Я за ней сбегаю. Можно, мама?

— Да что спрашивать-то, Аннушка!

Когда девушки вошли в кухню, мама уже суетилась у стола, но снова потянулась к дочери, обняла.

— Авой, ты же мокрая, доченька, хоть выжми всё на тебе.

Стали готовить им одёжку на смену, какая была. Мокрую девушки быстро сняли, повесили у тёплой печки, переобулись. Всё в темноте, в суматохе. Настенька впопыхах рассказала, что приехала на выходной, работает по распоряжению старосты Смолина то в Педасельге, то в Вознесенье — роет укрепления для финнов, согнали людей с окрестных деревень, молодых баб-солдаток да девушек…

Мама вынула воды тёплой из печи, маленько помылись, ноги парили сразу обе в одном корыте. Проснулась сестра Люба, за ней отец, а потом в комнату проскользнула и Надя.

— А я думала, финны с проверкой, — испуганно шептала Люба.

— Часто проверяют? — спросила быстро Марийка.

— Ходят, чего им. Партизан боятся, — ответила Надя.

— А кто в доме у нас?

— Да вот Люба с детьми, она в своём доме боится одна жить, невестка Надя с парнишечкой — в одночасье родились, сегодня у Нади, назавтра у Любы появился, в конце сентября прошлого года, за два дня до прихода финнов. Семеро в избе, спим там, в светлице, на кроватях, на полу. Тата на печи, мама и я на кухне.

Настеньку перебила мама.

— Давайте к столу, чаю пейте. Покушайте, что бог послал.

— Вы одни, доченька, пришли? — спросил отец.

— Нельзя нам этого сказывать, папа. Дело военное, секретное.

— Так вы как бы разведчики будете? — продолжал отец, не поняв ответа дочери.

— Правильно мыслите, папаша, — гордо сказала Марийка. — Большими людьми нам сюда боевое задание дадено. Вам как бывшему сознательному бойцу и красногвардейцу можно доверительно сообщить — пришли мы сюда из партизанского отряда, сам товарищ Куприянов задание нам такое подписал, крепко руку жал, успеха желал.

— Выходит, живой Геннадий Николаевич, а финны брехали, будто убитый, когда самолично Петрозаводск взрывал при отходе. И где ж он нынче обретается? В Москве?

— Дай ты людям поесть, — набросилась на Михаила Петровича Мария Ивановна.

Анна отодвинула чашку, рыбник, села рядом с отцом, положила руки на его покалеченную ногу и стала рассказывать, что столица республики теперь в Беломорске, что там всё правительство и все организации, что Куприянов и Куусинен живы и здоровы, что повсюду на заводах, в леспромхозах, в колхозах люди трудятся, не жалея сил, что войска на Карельском фронте уже давно стоят твёрдо, занимая могучую оборону, что в тылу у финнов сражаются десятки партизанских отрядов, что настроение у людей боевое и весёлое, работают театры, показывают кинофильмы, выступают артисты.