Она еще не подготовленная. Не особо течет. Но все же достаточно влажная, чтобы плавно в нее войти. Пока не до конца. Но при первом же контакте глаза от ошеломляющего кайфа закрываются. Сердце молотящими ударами весь нутряк заполняет. Знаю, что Натка, упираясь ладонями мне в грудь, это чувствует. Да и я скрывать не берусь, что прет меня от нее.

С трудом выровняв дыхание, открываю глаза. Вижу пухлые розовые губы. Они двигают воздух, издавая какие-то звуки, но я, будто контуженный, ничего не воспринимаю. Выпрямляюсь и запечатываю поцелуем. Раздвигаю мягкую податливую плоть и проникаю в ее рот языком.

Смещаюсь губами сначала к подбородку, дальше — к шее. Дергая лиф платья вниз, освобождаю грудь. Прокладываю к ней дорожку из рваных голодных поцелуев. Тата чувственно дергается. Ощущаю руками и губами, как ее кожу стягивает дрожь. А стоит сосок втянуть, моя девочка скользит пальцами мне на затылок и с нежным томлением раскачивает пространство стоном.

— Андрей…

Тугая, влажная, горячая, дрожащая — толкаюсь.

Лишаясь каких-либо здравых мыслей, действую на инстинктах. С нарастающим темпом приподнимаю и опускаю ее на член. Все еще не вхожу до конца. Берегу, растягивая постепенно.

— Боже… Андрюша…

— Моя девочка…

Вдох. Выдох. Вдох.

Ее запах полностью заполняет меня. Взрывает безумной похотью.

— Отпусти меня… Отпусти… — в попытках ослабить контакт, ладонями в плечи упирается.

— Нет, — сдавливаю и прижимаю плотнее. Не разлепить. — Ты — моя.

Удовольствие и боль. Пора бы обоим признать поражение. Но я все еще надеюсь одержать победу над излишками ее гордости. Беспощадно. Беспомощно. Больно. Не могу я иначе, мать вашу… Моя она. Еще не знает, уже Рейнер. Моя. От макушки до кончиков пальцев.

— Андрюша, сволочь… — разбавляет дрожью наше густое и громкое дыхание. — Какой же ты… Ах… Ненавижу тебя… Ты… — стучит зубами, когда резче бедрами подбрасываю. — Ты… Почему ты? Почему… Я тебя…

— …люблю…

Дрожаще-нежное всхлипывание — сквозной в душу.

— Нет… Нет-нет…

— Да.

Надавливая ладонью на затылок, вновь рот ей затыкаю. Целую долго, чтобы полностью расслабилась. Это дает возможность двигаться быстрее и сильнее. С каждым толчком проникаю глубже, пока ее разгоряченная текущая плоть не соприкасается с моими яйцами.

— Андрей… — разрывает поцелуй, чтобы глотнуть кислород.

Я двигаться не прекращаю. Слышу Таткины частые рваные вскрики, но просьб остановиться больше не прилетает. На пике возбуждения она и сама приподнимается, раскачивается, стоит мне хоть на миг замереть.

— Андрей…

— Когда уже сосать у меня будешь?

— Боже… Андрей… — глаза полыхают, но не только от негодования.

— Я бы тебе сейчас полизал… Дома…

— Нет…

— Да… Захочешь…

Постанывая, ласкается грудью о мою рубашку. Расстегивать ее тупо некогда… Поэтому Татка обнимает и, царапая кожу, ныряет пальцами под ворот. Продирает ногтями и там, до лопаток…

Кончая, протяжно стонет. Откидываясь на руль, губами воздух хватает. Крепче сжимая ее бедра, резче толкаюсь. Не прекращаю трахать даже на пике ее наслаждения. Судорожно стискивая мой член, прерывисто молит сбавить скорость. Но я не могу. До тех пор, пока удовольствие не вырывается густыми раскаленными потоками спермы.