— Продолжения не будет, Андрей. Двадцать шестого февраля я соберу чемодан и уйду.
От произнесенных слов и последовавшего за ними взгляда Рейнера, в груди яркая горячая вспышка зажигается. Опаляя ребра и мышцы, разворачивает все скрытые чувства.
— Вернись в дом. Холодно.
— Нет. Я без тебя не вернусь.
— Без меня не вернешься? — недобро усмехается. — Как же ты, девочка, без меня через три месяца будешь? — голос его звучит мягко и вместе с тем приглушенно и хрипло. — Мм-м, Натка? Как ты без меня будешь? Зачем разрываешь? Почему такая упрямая? Тата…
Разрываю? Сама на куски разлетаюсь. Не могу я иначе… Не могу.
— На тех условиях, что ты предлагаешь, не смогу. Никогда, — шелестит мой голос, повинуясь командам, которые разум направляет. Если же в сердце заглянуть — оно кровоточит и протестует. — Ты купил меня. Как же ты не понимаешь? Ты меня купил!
— Да, а ты обещала меня любить, — жестко перекрывает мой слабый лепет.
— Так не должно быть, Андрей. Так не должно было быть… Но сейчас… Сейчас мне очень больно.
Он молчит. На эти слова не реагирует. Лишь челюсти плотнее сжимает. Выбрасывая окурок, снова за пачку берется. Я не позволяю. Шагаю в кольцо рук, прижимаясь поясницей к металлическому парапету.
— Хватит. Прекрати. Андрей… Осталось три месяца. Девяносто семь дней. Слышишь? Не надо… Давай просто проживем этот остаток. Так, словно впереди нас не ждет разлука. Просто проживем…
— Натка, — выдыхает, с силой стискивая меня. Грубо матерится. Прижимает ладонь к моей шее. Вынуждает смотреть в глаза. — Калечишь.
Я лишь слабо мотаю головой. Чувствую, как на глазах слезы выступают. Шепчу, пока хватает сил:
— Поцелуй меня…
— Сама давай.
— Пожалуйста…
— Твою ж мать…
Слишком крепко своими большими ладонями сдавливает мою талию. И целует. Жестко и грубо. Из моей груди хрип со стоном вырывается. Глотаю его вкус, запах и жар. В ответ подаюсь и целую, целую… Руками по плечам веду, трогаю кончиками холодных пальцев шею. Собираю ими его мурашки. Умирая, счастливо вздыхаю.
Нуждаюсь в таблетке от любви, а вместе этого, с каждой отчаянной и жадной лаской, получаю горячие уколы зависимости.
Я переживу это. Потом… Через три месяца… Я справлюсь… Должна…
27
Рейнер
— Алло… — голос Татки звучит сдавленно, с непонятной растерянностью.
— Где ты? — спрашиваю без всяких экивоков.
Не застегивая пальто, покидаю салон автомобиля. Ветер порывисто прикладывается морозным потоком к груди, и я на автомате дергаю выше воротник.
— Уже выхожу. Ты подъехал? К центральному?
— Да. Жду тебя.
— Х-хорошо.
Совершаю несколько коротких вдохов и вставляю в рот сигарету. Успеваю сделать пару глубоких тяг, прежде чем напороться взглядом на Татку. Она идет в сторону ворот вместе с группой студентов. Все они громко разговаривают и звонко смеются. Все бы ничего… Напрягает меня то, что непосредственно рядом с моей Наткой вышагивает какой-то конь в бордовом пальто. Бурно жестикулируя, что-то ей втирает и при этом заискивающе поглядывает.
Сила ветра не меняется, а ощущение такое, словно он душу мне прорывает. Холодом в самое нутро скользит. Заполняет ледяной массой от и до. По самое горло.