— Ты знаешь, о ком. Не вынуждай меня называть имена и причины, — последнее выпаливаю практически с угрозой.

— Уволить? — все, что он спрашивает.

На мгновение теряюсь. Поздно натягивать «белое пальто». Не получится оставаться хорошей, делая грязную работу чужими руками.

Пора признать, я не хочу видеть Асю в этом доме, даже зная, что сейчас между ней и Андреем никакой близости нет. Не хочу! Меня раздирает от ревности каждый раз, как девушка мне на глаза попадается. Я устала от этого. Хожу, будто прячусь. От себя. Ото всех… Хочу спокойствия и ровных эмоций.

— Переведи ее куда-нибудь. Найди другую работу, — выдаю сухим тоном, хотя внутри так и колотит. — До двадцать шестого февраля. Потом захочешь — снова вернешь.

На последних фразах настрой Андрея меняется. Лицо мрачнеет. Глаза угрожающе сужаются. Он меня ими будто полосует.

— Что будет двадцать шестого?

— Ты знаешь.

— Озвучь, что ты вкладываешь.

— Наш договор заканчивается, — пожимаю плечами, якобы равнодушно.

Ага… Чуть больше трех месяцев осталось. Половина срока отмотана. Не могу о таком думать. При мысли об этом, отчего-то в груди все сжимается и неистово жжет.

Андрей бросает на столик ключи и портмоне. На долгий миг задерживает на мне взгляд. Он им словно пытает и казнит. Душу терзает. Тело дрожью разбивает. Барабанит из-под кожи горячими иголками. Но я стискиваю ладони в кулаки, зубы сжимаю и держусь.

Пока Рейнер не отворачивается и не скрывается в кухне.

Разговора не слышу, но вскоре в проеме появляется красная, как свекла, Ася. Окатывая меня ненавидящим взглядом, она выдергивает из шкафа в прихожей куртку, обувается и в гневе выскакивает на улицу.

Сожаление, которое я к ней испытываю, настолько ничтожно против моего личного непомерного облегчения, не могу сдержать рваного вздоха и нескольких капель слез. Крутанувшись, поворачиваюсь к застывшему посреди гостиной Андрею спиной и незаметно их смахиваю.

— Возвращаясь к твоему вопросу, Тата, — не дает возможности передохнуть. Собирает все внимание на себя. Ведь я хотела видеть его чувства в момент этого разговора. — Зал заказан на пятое марта.

— И ты вот так вот говоришь мне об этом? — едва получается выдавить этот вопрос. — Зачем, Андрей? Мы так не договаривались.

— Так давай договоримся. Сейчас.

— Постфактум? — с губ нервный смешок слетает. — Ты все жизненные вопросы решаешь не эмоциональнее, чем рабочие?

Отвечать Рейнер не спешит. Взглядом будто останавливает и успокаивает одновременно. Это мы уже проходили… А потом у него звонит телефон. Он бросает взгляд на дисплей и, извинившись, выходит на террасу.

Вижу, как, принимая вызов, подкуривает сигарету. Выглядит так, словно его, черт возьми, ничего не беспокоит! Будто ему плевать, как и что у нас происходит!

Вот как так можно? Он забавляется, играя моей жизнью?

Я тут едва дышу, такие волнения разбивают, а он себе спокойно курит и телефонные беседы ведет.

Закончив, и вовсе меня до пикового негодования доводит. Потому что не спешит возвращаться. Решительно стуча каблуками по мраморной плитке, сама к нему иду. Без куртки на улицу выбираюсь. Мелкий минус ощутимо по коже проходится. Шпарит кожу ледяными искрами.