Стоя каждый день на стене, Томас ждал, что мальчик умрет, но на третий день тот был уже на ногах и, как только небо прояснилось, занялся сушкой одеял, а на четвертый уже мылся в реке и позвал Блэкстоуна. Когда Томас подошел на тридцать шагов, отрок стащил с себя тунику и рубашку и поднял руки. Ни единого нарыва.

– Я был заперт в погребе, – поведал он Блэкстоуну, сидя с ним в монастырской трапезной и уписывая завтрак – трапезу, допускаемую монахами для их послушников до обеда в полдень и сделанную обязательной по настоянию Томаса, принимавшего пищу каждое утро с той поры, как он с детства начал трудиться в каменоломне. Он дождался, когда Гийом доест последний ломтик яблока и проглотит чашку теплого козьего молока.

– Я заговорил не в свой черед, и оруженосец поверг меня наземь, – сообщил он.

– Чем ты заслужил наказание?

– Я прислуживал за хозяйским столом, и купец поведал мессиру Ливе, что нормандский владыка обещал награду за вас, ибо вы ведомы, как кровожадный душегубец женщин и детей, – поведал Гийом. – Не сдержавшись, я крикнул, что сие ложь.

– Глупый поступок. Храбрый, но глупый. Он мог и назначить тебе порку, – заметил Блэкстоун.

– Как вам ведомо, сэр Томас, мессир Ливе был славным и добрым рыцарем, и он пощадил меня.

– А погреб спас тебе жизнь, – заключил Блэкстоун, тихонько радуясь отваге мальца, разыскавшего его, чтобы предупредить о нормандце, объявившем охоту на него. Прошло уже два года с той поры, когда он в последний раз видел Гийома, выехавшего из замка д’Аркур вместе с Анри Ливе, и отрок стал выше и крепче, хотя еще оставался по-подростковому нескладным и голенастым.

– Я ведаю о выкупе. Граф д’Аркур и Уильям де Фосса устроили на меня мнимую охоту. Она давно миновала.

Блэкстоун встал из-за стола, и Гийом поспешно вскочил на ноги.

– Сэр Томас, это не Уильям де Фосса заказал охоту на вас, а граф Луи де Витри. Он получил большую плату с монетного двора и армию. Он обещал отбить грады, находящиеся в руках гасконцев и англичан. Он уже сделал это с поселениями на юге. Был план устроить вам западню в Сент-Обене, где король чеканит монету, но мор заставил их перенести монетный двор в другое место. Не ведаю куда.

Блэкстоун ощутил укол тревоги. Устроить вылазку за королевским златом и серебром предложил ему Жан д’Аркур. Подбросил ли эти сведения де Витри или д’Аркур покинул его, дабы снискать милость французского короля? Словно чума или кельтская богиня уберегли его.

– Что еще тебе известно? – спросил он отрока, служившего Ливе правой рукой и, как остроглазый сокол, не упускавшего ничего.

– Не уверен, что понял, – тряхнул Гийом головой, – но я слыхал, с ним есть и другие французские владыки, а кто-то в Кале предаст вашего короля и откроет ворота.

Эти сведения почти ничего не говорили пажу вроде Гийома. Кале – просто какой-то город, который надо отобрать у англичан, очередной ход на шахматной доске войны, но Блэкстоун понимал, насколько это драгоценный трофей. Месяцы чумы миновали, и она уже перебралась через море в Лондон. Может ли быть более удачный момент, чтобы нанести Эдуарду удар? Двойное нападение на юге, где так называемые английские союзники грызутся между собой вплоть до открытых конфликтов, как раз в тот момент, когда Англия чуть ли не поставлена чумой на колени. Должно быть, комендант Кале – разиня, неспособный защитить врата во Францию, раз де Витри и остальные пробрались в его стены.