— Умная это штука вязаные жилеты, — невозмутимо разсуждаетъ Тартаренъ-Санхо. — Хорошая вещь и наколѣнники изъ сосновой шерсти, и шапки съ наушниками!

— Топоръ мнѣ! Тажелый, острый топоръ! — готовъ крикнуть внѣ себя Тартаренъ-Кихотъ.

— Жанетта! Шоколаду! — кричитъ, перебивая его, Тартаренъ-Санхо.

И Жанетта несетъ превосходный, горячій, ароматный шоколадъ съ анисовыми сухариками. Добродушный смѣхъ потрясаетъ лакомое брюшко Тартарена-Санхо и заглушаетъ неистовые вопли Тартарена-Кихота.

Вотъ почему Тартаренъ изъ Тараскона никогда не выѣзжалъ изъ Тараскона.

Разъ, впрочемъ, Тартаренъ чуть-чуть не уѣхалъ въ далекое путешествіе. Братья Гарсіо Камюсъ, тарасконскіе уроженцы, живущіе въ Шанхаѣ, предложили ему завѣдываніе одною изъ ихъ тамошнихъ конторъ. Дѣло представлялось какъ разъ по немъ. Обширная торговля, полкъ прикащиковъ подъ командой, сношенія съ Россіей, Персіей, съ Азіатскою Турціей, — словомъ, огромное дѣло.

Въ устахъ Тартарена слова «огромное дѣло» получали значеніе чего-то гигантскаго, необъятнаго. Помимо этого, конторы Гарсіо Камюсъ имѣли еще и то преимущество, что подвергались иногда набѣгамъ татаръ. Въ такихъ случаяхъ живо запирались двери; всѣ прикащики брались за оружіе, поднимался консульскій флагъ и… пифъ пафъ! изъ оконъ въ нападающую татарскую орду.

Нѣтъ надобности говорить, съ какимъ воодушевленіемъ ухватился Тартаренъ-Кихотъ за предложеніе ѣхать въ Шанхай. Къ несчастію, такое путешествіе было совсѣмъ не по вкусу Тартарену-Санхо; а такъ какъ перевѣсъ былъ всегда на его сторонѣ, то дѣло и не могло состояться. Объ этомъ было много толковъ въ городѣ: поѣдетъ ли? откажется ли? Пари, что поѣдетъ… держу, что нѣтъ. Чуть не междоусобіе… Въ концѣ-концовъ, Тартарень не поѣхалъ; тѣмъ не менѣе, вся эта исторія послужила къ вящей его славѣ. Почти побывать въ Шанхаѣ, или побывать тамъ на самомъ дѣлѣ — это было безразлично для Тартарена. О путешествіи Тартарена было столько говорено и такъ долго говорено, что всѣмъ стало казаться, будто онъ успѣлъ побывать въ Шанхаѣ и вернуться назадъ. По вечерамъ въ клубѣ около Тартарена собиралась толпа знакомыхъ, его разспрашивали про жизнь въ Шанхаѣ, про нравы, климатъ, про опіумъ, про огромное дѣло.

Тартаренъ обо всемъ имѣлъ самыя точныя свѣдѣнія и охотно удовлетворялъ любопытство своихъ слушателей. Мало-по-малу, съ теченіемъ времени, онъ и самъ уже не былъ вполнѣ увѣренъ въ томъ, что въ глаза не видалъ никакого Шанхая, и, въ сотый разъ повѣствуя про набѣгъ татаръ, онъ совершенно натурально говорилъ: «Я сейчасъ же вооружаю прикащиковъ, приказываю поднять консульскій флагъ и… пифъ пафъ! изъ оконъ въ татарскую орду». При этомъ разсказѣ мурашки пробѣгали по спинамъ слушателей.

— Послѣ этого вашъ Тартаренъ просто наглый лгунъ.

— Ничуть не бывало! Тартаренъ совсѣмъ не лгунъ.

— Позвольте, вѣдь, онъ-то самъ зналъ же, что никогда не былъ въ Шанхаѣ?

— Само собою разумѣется, зналъ… Только… Только прошу внимательно выслушать нижеслѣдующее.