Послѣ столь плачевно кончившейся экспедиціи онъ разсчитывалъ вернуться домой тихохонько, незамѣтно. Присутствіе этого громаднаго четвероногаго дѣлало его планъ неисполнимымъ. Что же это такое будетъ? Господи Боже!… Ни денегъ, ни львовъ… А тутъ еще верблюдъ!…
«Тарасконъ!… Тарасконъ!…»
Надо выгружаться.
О, удивленіе! Едва только феска героя показалась въ двери вагона, какъ оглушительные крики: «Да здравствуетъ Тартаренъ! Vive Tartarin!» — потрясли своды станціонныхъ зданій.
— Vive Tartarin! Да здравствуетъ истребитель львовъ!
Крики смѣшались съ громомъ музыки, съ пѣніемъ хора воспитанниковъ учебныхъ заведеній. Тартаренъ чуть не упалъ въ обморокъ: ему представилось, что все это мистификація. Ничуть не бывало! Весь Тарасконъ былъ налицо, и неподдѣльный восторгъ былъ на всѣхъ лицахъ. Вотъ храбрый командиръ гарнизонной швальни Бравида, вотъ оружейникъ Костекальдъ, предсѣдатель суда, аптекарь и вся благородная корпорація охотниковъ по фуражкамъ. Всѣ наперерывъ тѣснятся вокругъ своего признаннаго главы, его подхватываютъ на руки и, какъ тріумфатора, несутъ съ лѣстницы.
Поразительное дѣйствіе миража! Весь шумъ надѣлала шкура слѣпаго льва, присланная капитану Бравидѣ. Ея жалкіе лохмотья, выставленные въ клубѣ, настроили воображеніе тарасконцевъ, а за ними и всѣхъ южанъ Франціи. О нихъ заговорили газеты; складывались цѣлыя драмы. Тартаренъ убилъ не одного льва, а десять, двадцать львовъ… стада, табуны львовъ! Сходя съ парахода въ Марсели, Тартаренъ и не подозрѣвалъ, что его уже опередила громкая слава, что о его прибытіи сограждане уже извѣщены телеграммой.
Къ довершенію восторга всего населенія, слѣдомъ за героемъ появилось необычайное животное, покрытое пылью, обливающееся потомъ, и, спотыкаясь, сошло съ лѣстницы станціи. Въ первую минуту Тарасконъ чуть не принялъ его за миѳическаго Тараска. Тартаренъ успокоилъ согражданъ.
— Это мой верблюдъ, — объяснилъ онъ.
И подъ вліяніемъ тарасконскаго солнца, этого чуднаго солнца, невольно заставляющаго разыгрываться фантазію, онъ прибавилъ, любовно похлопывая горбъ дромадера:
— Это благородное животное!… На его глазахъ я убилъ всѣхъ львовъ.
Затѣмъ онъ дружески взялъ подъ руку задыхающагося отъ восторга командира швальни и, въ сопровожденіи своего верблюда, окруженный охотниками по фуражкамъ, при громкихъ кликахъ всего населенія, мирно направился съ домику съ боабабомъ и тутъ же, не откладывая въ долгій ящикъ, началъ повѣствованіе о своихъ охотничьихъ подвигахъ:
— Представьте себѣ,- говорилъ онъ, — разъ вечеромъ, среди пустынь Сахары…