Мышцы зверочеловека прошли волной под ногами Арнохи. Он, кажется, заорал от ужаса, вцепился в гриву льва. От этого движения стало еще сложнее не свалиться – макушка зверя, надежно закрытая грубой, пружинящей шерстью, была существенно выше колен мальчишки. А сделать то, ради чего он совершил этот безумный прыжок, – еще сложнее, чем просто невозможно. Пробить такую волосяную броню кулаком нечего и надеяться. Но у Арно было средство куда надежнее кулака. Специально прихватил, на случай какой-нибудь невыполнимой миссии. Что на самом деле подтолкнуло его схватить толстый кусок стекла от столика, разбитого Каринкой? Для Арно это оставалось загадкой. Но когда Петр Аблярсов в виде гигантского черного льва навис над Митькой и Рудо, а в лапе у него болталась Карина… Тут уже было не до анализа.

И не до равновесия.

Стекло с хрустом вошло в череп льва. Видимо, повезло, и острие этого импровизированного копья попало на сочленение костей. Без рыка, без лишнего шума зверь повалился на мозаичный пол заброшенной церкви на заброшенном же островке близ Венеции.

А потом начался кошмар. Умирающий лев дернулся в конвульсии, запустил превращение в человека и с усилием, обливаясь кровью, повернул морду, пытаясь взглянуть на своего убийцу.

– Арношенька… кудряшка мой, – шепнули губы, стремительно обретавшие человеческие очертания.

Мамины глаза глянули на него из-под черной гривы, челкой упавшей на глаза, и теперь очень быстро белеющей через оттенок седины («Седины от боли, Господи, что я творю?» – мелькнуло в голове мальчишки). Волосы мягчели, принимали такой знакомый светлый, почти совсем белый цвет…

Стелла Резанова… мама-мама-мама… Она улыбнулась синеющим ртом.

И Арно понял, что все еще, разрезая собственные ладони, сжимает осколок стекла, до середины вошедший в мамину макушку.

Вот почему львиная голова пробилась так легко. Она была человеческой.

Он страшно заорал, от крика горло и легкие вспыхнули болью… нет, боль рванула их – наждаком по мягкой слизистой оболочке. Не соображая, что делает, рванул на себя свое стеклянное оружие.

– Спасибо, сынок, – сказали уже чернеющие губы Стеллы.

И кровь, хлынувшая на руки и под ноги Арно, была черной.

А в следующий миг, словно только стекляшка удерживала от этого, голова Стеллы отделилась от шеи. Покатилась, отрезанная нитью, – тончайшей до невидимости, прочнейшей до смертоносности. Новый поток крови, уже алой, плевком вылетел из среза и стек по лицу Арно.

Стелла улыбнулась. Голова ее не удержалась на краю тут же разверзшейся бездонной пропасти, черной, как беззвездный космос и кровь на полу. И без шороха, без стона полетела вниз. Исчезла из виду задолго до звука удара.

Арно рефлекторно вскинул руки, чтобы вытереть лицо.

Черные львиные лапы. Пятна крови впитывались в шкуру, словно Арно пил ее всеми порами тела. Кровь жертвы дошла до сердца и ворвалась в него…

…С воплем Арно подлетел над кроватью. И, кажется, проснулся.

Свободных комнат в бывшем научном центре было завались. Поэтому он оказался без соседей, хотя сейчас и Диймару Шепоту был бы рад.

Арно потянулся, с опаской выдыхая застоявшийся во время сна воздух и глотая новый. Не слишком свежий, но… воздух мира, где он не вгонял стеклянный клинок-осколок в голову своей мамы. Засыпать снова стало страшно. И Арно решил, что этому страху поддаться не стыдно. Он натянул штаны, свитер и вышел в коридор.