— Ложитесь на кушетку, — она надорвала фольгу и надела латекс на продолговатый датчик.

Мой скудный опыт не предполагал такого продолжения. По сравнению с размерами Артура эта длинная пластиковая палка выглядела довольно жалко, но ощущения оказались на редкость неприятными.

Я вся сжалась в ожидании, когда закончится процедура. При этом даже не смотрела на монитор. Зато доктор смотрела, прямо прилипла к нему.

— В матке два плодных яйца, — сказала она, всматриваясь в экран, а я только хмыкнула.

И чего только эти доктора не придумают! Ну откуда у меня там могли взяться яйца, да еще и целых два… Пока не стало доходить. Медленно.

— Вы хотите сказать… — голос сипел, голосовые связки полностью отказывались такое произносить. — Вы хотите сказать… Это то, что я думаю?

— Срок ориентировочно семь недель, — кивнула докторша, — но при многоплодной беременности срок может быть разный, если имела место овуляция обоих яичников в разные дни.

— Эти два раза были в один день, точнее, ночь, — пролепетала я растерянно, глядя на экран, на котором перекатывались две подвижные капли. Врач поджала губы, как мне показалось, даже сочувственно.

— Оплодотворение могло произойти позже. Мужские половые клетки сохраняют жизнеспособность от трех до пяти дней. Это зависит от качества семенной жидкости. И от носителя, конечно же.

Я вздрогнула. Если исходить из живучести моего носителя, его половые клетки до сих пор носятся по моему организму. А потом передо мной вдруг четко встала картина катастрофы, в которую я попала, отозвавшись на крик тонувшего Тагаева.

— Скажите, — спросила я дрожащим голосом и прикоснулась к низу живота, — я вас правильно поняла? У меня в животе два ребенка?

— Все правильно, — кивнула докторша, — только пока что они не очень на детей похожи.

— А… вы ничего не перепутали?

— Тебе сколько лет, деточка? — спросила врач с искренним сочувствием.

— Восемнадцать, — прошептала я еле слышно.

— Мой тебе совет, иди на аборт. Ну куда такому дитю как ты двойня? Ты же студентка, небось?

Я кивнула, силясь не расплакаться.

— Я напишу в заключении показание к прерыванию беременности, и не забудь с вашего плодовитого папашки деньги стрясти. Первый аборт он с осложнениями пройти может, а тебе потом еще рожать захочется.

Сама не помню, как оделась. На пороге обернулась и спросила.

— А кто там, еще на видно?

— Да там еще сердцебиения не видно. А ты уже пол хочешь разглядеть, — ворчливо ответила врач и добавила негромко. — И не надо оно тебе. Зачем потом зря терзаться?

Я вышла из кабинета на ватных ногах, держа в руках заключение с рекомендацией прерывания беременности. Пока шла до отделения, казалось, что иду по густой вязкой жиже, с таким трудом переставлялись ноги.

Еще казалось, что у меня огромный, неподъемный живот, в котором сидят дети. Мальчик и девочка. Обнялись и трясутся от страха, что их убьют. Даже голова закружилась.

Дошла до верха лестницы и обессиленно присела на крайнюю ступеньку. Мозг жгли слова врача: «Не забудь стрясти деньги с вашего плодовитого папашки».

Прижала ладонь к животу. Он отец, Артур, какой бы он ни был и как бы он к этому ни отнесся. Пускай там не видно сердцебиения, пускай не видно пол. Но это не яйца, это дети. Дети Тагаева. Он — их отец, а я… Мама?