Я правда благодарна, я всем благодарна, кто приходит. Девчонки приходили, подружки, и тетя Лида, Стефина подруга приходила. Мне тут так надоело за месяц, что я всем рада. Даже жмоту Орхану, наверное, бы обрадовалась, особенно если бы он еще сто долларов принес.

— Я не просто проведать, — он прокашлялся, положил цветы на тумбочку, затем снова взял в руки, — я хочу попросить… Вернись ко мне, Насть, пожалуйста. Я… люблю я тебя, очень люблю.

Я ошалело смотрела не на Егора, а почему-то на букет. Как будто это он заговорил и в любви мне признался. Разве так бывает? Разве так можно? Сначала растоптать, а потом: «Я тебя люблю»?..

Егор мою ошалелость почему-то расценил как задумчивость и подошел совсем близко.

— Забудь все, что ты тогда услышала. Ты красивая, умная, смешная… Мне без тебя ничего не интересно. Я бой проиграл, потому что тебя рядом не было. Смотрел туда, где ты стояла, а тебя нет… Вот и пропустил апперкот.

Значит, моему бывшему наваляли в летней Универсиаде. Но злорадствовать не хотелось, я даже с удивлением поняла, что сочувствую ему.

— Мне жаль, что ты проиграл тот бой, Егор, — сказала очень искренне, — ты к нему так готовился! Но ты не переживай, в осенней Универсиаде ты точно возьмешь кубок.

— Только если ты будешь со мной, — его глаза загорелись, и я прикусила язык. А Егор продолжал с жаром убеждать: — Давай попробуем сначала, Настюша, дай мне шанс. Клянусь, ты не пожалеешь. Не отказывайся так сразу, подумай. И еще… То, что я говорил, что это проблема… Это не проблема вообще, Настенька, вот увидишь, я все исправлю.

Конечно, не проблема, я сама об этом знаю. Потому что нет ее больше.

Он ушел, а я думала. Больше всего о том, почему я все время жду Артура. Хотя знаю, что он не придет, а все равно жду.

— Не нравится мне твой гемоглобин, — сказала лечащий врач на обходе, — и СОЭ повышено. Давай-ка обследуем тебя, красавица, по полной программе. Сделаем УЗИ почек, щитовидки, брюшной полости. И по гинекологии тоже не мешает проверить.

Я чуть не разревелась. Так надеялась на выписку, и вот опять обследования. Но то, что я с трудом дохожу до конца коридора, тоже, конечно, никуда не годится.

Я все же не утерпела и нашла в интернете Тагаева. Когда меня перестало лихорадить, а Стефка вернулась к своим ученикам, я обнаружила, что совсем не умею болеть.

Не умею бездельничать, для меня бездействие — самое большое наказание. Стефка меня так в детстве наказывала, усаживала на стул и не разрешала с него вставать, пока не осознаю всю глубину своего проступка.

Я высиживала максимум минут пять и бежала, заглядывая Стефе в глазки и хватая ее за руку.

— Стеф, ну Стефочка, я больше не буду! Ну прости!

Не знаю как, но меру моего раскаяния она определяла безошибочно, и, если оно было недостаточно глубоким, повелительным жестом отправляла меня обратно на стул.

Сейчас мое бездействие было вынужденным, я по несколько часов лежала под капельницей. Стефа принесла мне планшет и держатель, беспроводные наушники, чтобы я могла смотреть фильмы. А я вместо этого часами рассматривала фото Артура.