Хмель победных маршей по большим и малым странам старушки Европы еще не выветрился из солдатских голов. Туманили их вдобавок речи Геббельса — короля лжи, апостола разрушения и насилия.

По сотням дорог текла эта кровь на восток, текла голубоглазая, одурманенная, разноликая. Выплескивалась на неприветливую, чужую землю и, теплая, исходила тончайшим мутноватым паром. И один за другим ложились истлевать в землю русскую пруссаки и саксонцы, австрийцы и баварцы вперемежку с русскими и украинцами, белорусами и татарами.

Солдаты из остановившихся эшелонов толпами ходили по перрону, осматривали холодные, пустующие помещения вокзала. Пока паровозы пили и кормились углем, солдаты успели размяться, запастись водой, но ехать дальше не пришлось. Дежурный по вокзалу получил сообщение о том, что впереди, в двенадцати километрах от города, разобрано полотно дороги. Комендант станции распорядился выслать к месту диверсии ремонтную команду со взводом охраны; солдаты из прибывших эшелонов стали расходиться по своим вагонам.

Гроза громыхала уже над городом, и первые, редкие и крупные, в горошину, капли дождя рассекали воздух и шлепались о землю по-шальному сочно. Небо вспыхивало сотнями стрельчатых молний, вспыхивало и рушилось на громаду города разнокалиберным грохотом и треском.

В этот час в пыточной камере гестапо шел один из допросов. Присутствовали все чины гестапо, вплоть до майора Зоммера.

То и дело терявший сознание Андрей сидел перед столом следователя: один из гестаповцев поддерживал его за плечи. Допрос вел сам Зоммер. Как только Андрей терял сознание, врач, по знаку Зоммера, делал ему укол. За переводчика был следователь.

— Что ты делал в ту ночь, когда тебя подстрелили? — опять слышал Андрей надоевший ему хуже боли в ногах вопрос.

— Я вам уже говорил, был у женщины.

— Имя и адрес?

— Не знаю. Я был у нее всего один раз… я ничего не помню… забыл…

У Зоммера медленно багровела шея, он знал, пытками здесь не поможешь. Не похожий больше на человека, парень выдержал все, что смогли изобрести изощренные гестаповские умы. В руках у Зоммера на сегодня имелся крупный козырь, приберегаемый под конец.

— Назови свое имя.

— Анатолий Березко… я уже десятки раз…

Щурясь, Зоммер тихо и отчетливо выговорил:

— Врешь, свинья. Ты — Андрей Веселов. И ты сегодня заговоришь, не будь я Зоммер.

— Я больше не буду говорить совсем, — еле слышно прошептал Андрей, теряя сознание.

Его привели в чувство и оглушили вопросом:

— Кто такой Пахарев, Геннадий Васильевич? Молчишь? Ты ему доверял? Ха-ха-ха! Он ведь наш человек. Вся ваша банда поймана. Мне жалко тебя, ведь мальчишка почти. На кой черт тебе умирать? Расскажи обо всем, и наши врачи тебя вылечат, потом поможем уехать. Захочешь, даже за пределы восточных областей рейха. Ну?

Обессиленный, отупевший от допросов, пыток и от вливания посредством уколов какой-то сильнодействующей светлой жидкости, Андрей с огромным усилием удерживал тяжелую, очугуневшую голову. Глядел мимо Зоммера в дальний угол комнаты на деревянные брусья с кольцами и ремнями, при помощи которых можно было разорвать человека на части. Дня два или три назад растягивали в них и его. Дня два или три, а может и всего несколько часов назад. Он потерял представление о времени. Он потерял способность нормально чувствовать или ощущать. Ему теперь часто казалось, что его уже нет, а есть какой-то большой кусок постоянной, ни на минуту не утихающей боли. Вначале он пытался бороться с этим и старался насильно о чем-нибудь думать. Но боль парализовала мысль. Стараясь не кричать, Андрей кусал пальцы, ерзал головой по цементному полу до тех пор, пока не впадал в беспамятство. Он теперь сам стремился к беспамятству, как к облегчению. Но оно приходило не всякий раз. И как-то, чтобы вызвать его, Андрей ударил кулаком по ноге, прямо по простреленной воспаленной голени. С тех пор, когда становилось невтерпеж, он часто пользовался этим приемом.