«Не знаешь, что и сказать им, когда и самому мало что известно толком… Время-то какое – военное! – говорил он себе. – Когда ничтожная даже провинность вырастает едва ль не в преступление, когда всё внимание людей обострено и готово преувеличить всякий пустяк, увидеть в любой невольной ошибке предательство, корысть, угрозу… Их можно понять, но разве должна от этого страдать правда?..»

Слухов и предположений с каждым днем становилось все больше. Хотя многие и понимали, что рано делать из всего этого какие-то определенные выводы, но было и злорадство среди завистников, соперников Курбана, были и те, кто всегда радуется, что кому-то плохо, что не они одни нечисты на руку…

Вся жизнь Аргаса, считай, прошла на войне, но ни разу, хвала Небу, еще не был он ни в чем обвинен, ни разу не нарушал повелений закона, приказов высших тойонов и хотун. Не особо вдаваясь во все сложности требований Джасака и указаний свыше, он просто руководствовался родовым обычаем, соображениями долга и честности, привычкой повиноваться старшим. Основные установления Джасака опирались на человеческую, на монгольскую именно родовую мораль, и он не видел, не чувствовал в этом никакого себе утеснения, ущемления своей свободы и самостоятельности.

Все кажется простым и ясным лишь до поры до времени, но, если начинают копаться, вникать во всевозможные подробности и тонкости какого-либо дела, и тут обнаруживается, что невозможно разрешить всё лишь с помощью Джасака, что он ограничен и не может учесть всего, в жизни этой ведь столько сложностей, столько всего переплетено и связано. Даже самые обыкновенные промашки можно превратить всеми судебными условностями в нечто серьезное и подлежащее строгому наказанию, особенно если давать им превратное или предвзятое толкование, пользуясь еще и непроверенными, а то и несуразными показаниями… вот в чем беда.

Несколько раз навещал он стан и, наконец, с трудом сумел поймать Джучи, рассказал о случившейся беде. Джучи, уже собиравшийся опять куда-то отправляться, даже слез с коня:

– Нет, ну надо же этим крючкотворам так вцепиться в него!.. Ведь Курбан один из самых лучших моих мэгэнэев, я так на него надеялся… нет, не верю! Давай, старик, езжай в Ставку, поговори настоятельней, скажи о моем мнении. Надо обязательно вызволить парня. Я тоже буду его везде защищать, насколько это в моих силах. Поручи тумэн своим заместителям и оставайся там столько, сколько нужно будет. А здесь без тебя управятся.

– Ты сказал – я услышал. Спасибо, что правильно понял и решил с этим. А то я уже не надеялся застать тебя в такое горячее время…

– А как мои мальчишки там? – Джучи не терпелось узнать о своих двоих сыновьях, состоящих на обучении у Аргаса. – Обещал сразу же сообщать мне обо всех замечаниях им или нарушениях, но вот что-то молчишь…

– А что говорить про то, чего нет? – улыбнулся Аргас. – Если нет замечаний, значит, с ними все в порядке, от других не отстают. Старший немного медлителен, бывает и гневлив, а младший, Батый, очень бойкий, уверенный и умный паренек.

– Ну, ладно, коли так, – Джучи сдержанно кивнул на добрые слова о сыновьях. – Младший уж слишком шустрый, тот еще егоза, от него всего можно ожидать. Ты будь с ним построже.